благородно с его стороны, так как асир не мог уворачиваться с должной ловкостью из-за больной ноги. Еще он попытался завести с ним разговор, но Сигвар отвечал лишь грязными ругательствами да обещаниями ободрать шкуры со всех киммерийских козлов, кои окажутся в Хаббе и ее окрестностях. Наконец Конан, выведенный из терпения, сказал:

– Доводилось ли тебе бывать в Стигии, рыжий ублюдок?

– Это на юге, вороний кал? Там, где живут черные с перьями в заднице?

Конан поморщился.

– На юге, но живут там не черные, а смуглые, вроде хаббатейцев, только с носами крючком. Черные селятся еще дальше, за Стигией, и они втыкают перья не в задницы, а в волосы на голове. Разве ты, болван, никогда не видел на ристалищах Хаббы кушитов и дарфарцев? И не помнишь, где у них были перья?

– Не помню, медвежье брюхо! Я им глотки резал, а не на перья глядел!

– Ну, Нергал с ними, с перьями… Мы ведь толковали о Стигии, так?

– Это ты толковал. А я бы лучше перемолвился с тобой топором да молотом.

Но было заметно, что Сайг непрочь поболтать. Его снедала скука; а в эти дни, когда он не мог сражаться на ристалище, скука давила еще сильней, переходя в тоску. Единственным средством пригасить ее был бранд, который Сигвар гораздо чаще лил в глотку, чем на рану.

– Так что там о Стигии? – спросил он, стараясь не выказать своего любопытства. – Я в ней не бывал, но слышал, что эти черные – или смуглые, обмочи их волк! – совсем безголовый народ: молятся змеям и приносят им в жертву красивых девок.

– Не змеям, а Змею, проклятому Сету, – пояснил Конан. – Стигия лежит за рекой, а с севера к ней подступают владения Шема и Турана, двух стран, с коими стигийцы бьются много лет… может, много веков… кому про то известно? Но Шем и Туран тоже сражаются друг с другом.

– А как же иначе? – заметил Сайг, причесывая бороду пятерней. – Все сражаются! Все воюют, ибо каждый хочет выглядеть не жалким и слабым, а грозным и сильным. Во всяком случае, не слабей соседа, – добавил он, метнув многозначительный взгляд на Конана.

Киммериец, не опуская глаз, произнес:

– Теперь послушай, приятель, что говорят в Стигии о тех сражениях: когда шемиты и туранцы разбивают друг другу лбы, стигийский змей довольно облизывается… Понял?

Асир покачал головой.

– Не понял. Нет, не понял, к чему ты речь ведешь, киммерийский стервятник! Какое мне дело до Шема, Турана и этой Стигии? До всех их свар? Вот если б ты рассказал, как девок скармливают змею, я, быть может, и послушал… К примеру, сколь велик тот змей и глотает ли он девку целиком, либо ее вначале рубят на куски? И кто берется за такую гнусную работу? Колдуны, жрецы или…

– Закрой пасть, тупоголовый! – Конан, потеряв терпение, грохнул по столу кулаком. – Если ты не понял про Шем, Туран и Стигию, то я скажу яснее: ас с киммерийцем дерутся, а Хабба хохочет! Теперь понятно, рыжий недоумок?

Против обыкновения, Сайг не ответил ругательством на ругательство, а встал, слегка прихрамывая подошел к решетке и пристально уставился на Конана. Потом в серых его глазах зажглись насмешливые огоньки, рот растянулся в усмешке, а могучая лапа начала оглаживать густую бороду.

– Сдается мне, – промолвил асир, – что ты боишься скрестить со мной оружие, киммериец. Или я не прав?

– Не прав. – Конан тоже шагнул к решетке, и теперь соперники стояли в полутора шагах друг от друга. – Не прав, мохнатый осел! Я только не хочу сражаться на потеху хаббатейским жабам. А вот в степи, один на один, мы могли бы выяснить, у кого крепче поджилки.

– В степь еще нужно попасть, – задумчиво протянул Сайг и бросил взгляд на зарешеченное оконце.

Внезапно Конан решился, Сделав три больших шага, он присел рядом с топчаном, сунул руку под ковер и извлек на свет обломок напильника. Потом протянул его асиру на раскрытой ладони – так, чтобы сосед смог разглядеть это сокровище, способное проложить им обоим путь к свободе.

Сигвар, нахмурив кустистые рыжие брови, уставился на узкую темную полоску; одна его рука стискивала решеточный прут, другая терзала бороду. Наконец он хмыкнул и поднял глаза на Конана.

– Это что за дрянь?

– А ты не видишь? Такой штукой кузнецы затачивают клинки. Она режет железо, медь и бронзу… Конечно, если потрудиться как следует.

– А! – Сайг снова бросил взгляд на окно. – Теперь я понимаю, к чему ты завел разговор про Шем, Туран и стигийского змея, который облизывается… Вы, киммерийцы, большие хитрецы, очень бо-олыпие! Ты мог бы сказать проще, воронья башка: давай, Сайг, перепилим решетку и удерем! Только-то и делов!

Давай, Сайг, перепилим решетку и удерем, – скрипнув зубами, повторил Конан. – Удерем в степь, а там, если хочешь, сведем счеты.

Брови асира полили вверх, потом зубы его блеснули в усмешке. Несколько мгновений он всматривался в лицо киммерийца и вдруг произнес то, чего Конан никак не ожидал:

– А какие между нами счеты, парень? Чего мы не поделили? Пирогов, которые хаббатейские свиньи швыряют нам? Так забери себе их все! Мне не жалко!

– При чем тут пироги? Ты оскорблял Крома и киммерийцев!

– А ты – Игга и Имира! И весь Асгард!

– Врешь, рыжий! – Конан гневно вскинул кулак с зажатым в нем напильником. – Я говорил худые слова не про весь Асгард, а про кое-каких хвастунов, что живут там! А Асгард… что Асгард… страна как страна! У меня там и побратимы есть, знатные воины, не тебе чета!

– Это кто же? – с вызовом прищурился Сигвар.

– Ньорд и Хорса! Слышал о таких?

Асир кивнул и в тягостном раздумьи уставился на носки своих сапог. Казалось, в душе его здравый смысл борется с тщеславием и самомнением, разум сражается с упрямством, надежда обрести свободу бьется с гордыней. Губы его подрагивали; не то он шептал про себя проклятья, не то прикидывал все преимущества и потери от союза с киммерийцем.

Наконец Сайг пришел к какому-то решению; лицо его посветлело, морщины на лбу разгладились. Прочистив горло, он сказал:

– Пожалуй, твой Кром не такой уж плохой бог. Хоть у него и нет потомства…

– Считай, что я – его сын! – рявкнул киммериец.

– Ну, если ты так говоришь… – Сигвар погладил бороду. Несколько мгновений они глядели друг на друга, и внезапно Конан почувствовал, что асир готов уступить. Напильник и желанная свобода были слишком весомыми аргументами, чтобы продолжать ссору из-за такой мелочи, как боги. Тем более, что ни Кром, ни Имир и Игг со всеми их дочерьми и сыновьями, не собирались вытаскивать пленников из хаббатейского узилища. Эти божества обитали на севере, в горах Киммерии, на снежных равнинах Асгарда и Банахейма; здесь же, в Хаббе, властвовал шестирукий трехголовый Трот. И ни один из его ликов не сулил киммерийцу и асу ничего хорошего.

– Значит, ты предлагаешь перепилить решетку и удрать, – буркнул Сигвар. – Что ж, неплохая мысль… Еще день-другой, и моя нога будет в порядке… Я тебя не задержу.

– Значит, договорились, рыжий кабан?

– Договорились, медвежье брюхо!

На этот раз ругательства прозвучали без злобы: так, дань привычке и гордыне. Затем Сайг повернулся к своему лежаку и сказал:

– Буду спать. Во сне раны заживают быстрее.

– Эй, постой! – Конан тряхнул решетку. – Скажи-ка, а тот поход в Киммерию, о котором ты болтал – это было на самом деле?

– Было, да… года три назад.

– Ну, и чем все кончилось? Раздобыли вы шкуры? Сайг внезапно ухмыльнулся и, потянувшись к кувшину с брандом, отхлебнул добрый глоток.

– Нет, не раздобыли. Сказать по правде, мы чуть не расстались с собственными, угодив в засаду… – Он помолчал и добавил: – Ну, было же сказано мной – вы, киммерийцы, хитрый народ!