— Ты путаешь ужас с осторожностью, дядя, — поправил его уверенно Квентин. — Если я правильно припоминаю, то Цицерон считал ее лучшей составляющий храбрости.

Сэр Вальтер усмехнулся.

— Прекрасно, что, несмотря на все волнения, ты находишь еще время для изучения классиков, мой мальчик. Но я говорю серьезно. В ходе этих ошеломляющих событий я уже потерял одного студента и не хочу оплакивать смерть второго. Если тебе будет по сердцу выйти из кареты и вернуться в твою семью, то я пойму это. Твой дом недалеко отсюда. Я мог бы сказать кучеру, чтобы он…

— Нет, дядя, — сказал Квентин решительно. — Это правда, я разделяю не все твои взгляды, касающиеся этого мистического случая. Но в последние недели и месяцы ты много сделал для меня, и я не могу оставить тебя в беде, когда ты во мне нуждаешься. И при всем уважении, дядя, у меня есть предчувствие, что я еще не раз понадоблюсь тебе в эти дни.

— Ты славный парень, Квентин. — Сэр Вальтер кивнул головой. — Ты научился преодолевать свой страх. Но я не хотел бы, чтобы ты рисковал своей жизнью из благодарности. Ты уже достаточно поддержал меня. Люди, с которыми мы имеем дело, опасны, это они уже не раз доказали. И я не смогу показаться твоей матери на глаза и сказать, что ты лишился жизни из-за моего упрямства.

Голос сэра Вальтера стал совсем тихим, и Квентину показалось, что его дядя не столько устал от бессонных ночей, сколько утомлен ответственностью, которую он нес на своих плечах. Возможно, подумал он, что ему следует немножко избавить от нее дядю.

— Тогда уволь меня с твоей службы, — предложил он, не раздумывая долго.

— Что ты имеешь в виду? Ты больше не хочешь учиться у меня?

— Я уже многому научился у тебя, дядя, и я уверен, что многому еще мог бы научиться. Но при всем том, что, возможно, еще предстоит нам, я бы хотел сопровождать тебя не как ученик, а как… — Он оборвал себя на полуслове, когда ему стало ясно, что его слова могут истолковать как заносчивые. — А как твой друг, — добавил он немного тише.

Сэр Вальтер ответил не сразу, а посмотрел в окно кареты, на узкие фасады домов на Хай стрит, мимо которых они проезжали. Скоро они доедут до дома профессора Гэнсвика.

— Что случилось, дядя? — поинтересовался Квентин, мучительно размышляя, не зашел ли он слишком далеко.

— Ничего, мой мальчик. — Сэр Вальтер отрицательно покачал головой. — Я как раз задал себе вопрос.

— Какой вопрос?

— Какой дурак когда-то вбил тебе в голову, что ты не способен ни на что путное и что в твоих жилах течет ненастоящая кровь Скоттов. Ты думаешь, я не вижу твои слова насквозь? Ты полагаешь, я не замечу, что движет тобой?

— Прости, дядя, я…

— Ты почувствовал это, не правда ли? Груз, давящий мне на плечи, ответственность, которую я ощущаю и которая почти не дает мне дышать. Чтобы облегчить мою участь, ты хочешь забрать у меня хотя бы ответственность за себя, ты хочешь быть подле меня как друг, хотя ты не разделяешь ни мои взгляды, ни мой решительный настрой в этом деле.

— Но нет, дядя, — сначала вежливо заверил его Квентин, но потом решил высказать все до конца. — Верно, — признался он, — я не согласен с тобой, что касается этого случая, и охотно признаю, что мне не по себе. То, что мы выяснили, кажется мне жутким, и если было бы возможно, то я бы с охотой отступился и оставил все это в покое. Но теперь все по-другому. Прежде всего, потому что ты настаиваешь на том, чтобы разобраться в этом деле. Не знаю, откуда ты берешь мужество, дядя, но это очевидно, что ты не боишься этих людей. Во всем, что я делаю, ты всегда был для меня образцом для подражания. Я и отправился в Абботсфорд с целью, чтобы хоть немножко стать таким, как ты. Теперь у меня есть для этого возможность, и я не упущу ее. Когда все считали меня дураком и никчемным человеком, ты один поверил в меня и принял в своем доме. Этого я никогда не забуду. Поэтому для меня было бы честью и дальше сопровождать тебя в твоих расследованиях — как друг или как голос разума.

Сэр Вальтер посмотрел на него изучающим взглядом, трудно было сказать, о чем он думал в этот момент. Квентин беспокойно заерзал на сиденье кареты. Потом все же мягкая улыбка появилась на лице его дяди и учителя.

— Когда ты пришел ко мне, Квентин, я тут же увидел, что в тебе есть гораздо больше, чем в ком-либо, кого я знал прежде, — сказал сэр Вальтер. — Скорость, с которой ты преодолел юношескую незрелость и стал мужчиной, удивляет даже меня. Я высоко ценю твое предложение, мой мальчик, и я с охотой признаюсь, что действительно как никогда нуждаюсь в эти дни в преданном друге. Итак, если ты хочешь быть этим другом…

Он не договорил дальше, а протянул правую руку Квентину, которую тот тут же схватил.

— Это такая честь для меня, дядя, — ответил он. — И, пожалуйста, будем осторожны во всем, что мы делаем.

— Это я обещаю тебе, — ответил сэр Вальтер с улыбкой, — причем было бы интересно узнать, сказал ли это друг или племянник.

Карета остановилась. Они доехали до перекрестка, откуда переулок вел к заднему двору, в котором стоял дом Милтиадеса Гэнсвика.

Они вышли из кареты, и сэр Вальтер отдал распоряжения кучеру, чтобы он обождал их. Уже наступил вечер, но облака так плотно заволокли небо, что солнечные лучи больше не пробивались через них.

С папкой под мышкой, в которой лежал переписанный фрагмент, Квентин поспешил за дядей по переулку. Они дошли до двора, в конце которого стоял дом профессора. В окне кабинета горел желтый свет керосиновой лампы, очевидно, ученый уже занимался тем, что просматривал древние рукописи и изучал наследие прошлого. Сэр Вальтер был уверен, что профессор Гэнсвик воспримет фрагмент документа как радостное известие, и, возможно, сумеет поведать им больше о круге камней, упоминающемся в древней рукописи.

— Дядя, — вдруг сказал Квентин, и сэр Вальтер тоже заметил это в следующий момент: входная дверь была слегка приоткрыта. Где-нибудь за городом это не показалось бы необычным, но в таком городе, как Эдинбург, в котором водилось на улицах столько всякого сброда, это наоборот было крайне подозрительно.

Набалдашником трости сэр Вальтер постучал по двери, чтобы сообщить о своем приходе, но ничего не последовало за этим; не вышел слуга профессора Гэнсвика, не раздался ответ изнутри дома. Сэр Вальтер обменялся с племянником одним из тех взглядов, которые Квентин уже научился распознавать — он поведал ему, что его дядя крайне обеспокоен.

Они толкнули дверь, и она со скипом открылась вовнутрь.

— Профессор Гэнсвик? — крикнул в узкий коридор сэр Вальтер. — Сэр, вы дома?

Ответа не последовало, хотя в конце коридора и горел свет. Теперь и Квентин забеспокоился. Напряжение витало в воздухе, предчувствие неопределенной опасности.

Кивком сэр Вальтер велел племяннику зайти вовнутрь. Медленно они прошли по коридору. Половые доски тихо поскрипывали под их шагами. Они прошли столовую и гостиную, где в последний раз сидели все вместе. В камине горел огонь, указывая на то, что в доме кто-то находился.

— Профессор Гэнсвик! — поэтому еще раз крикнул сэр Вальтер, — Вы здесь? Вы дома, сэр?

Профессора они не нашли, зато обнаружили его слугу. Квентин чуть было не споткнулся об него, когда они дошли до конца коридора, откуда шел проход в рабочий кабинет. Дверь была приоткрыта, и через щель падал слабый луч света, осветивший что-то бесформенное под ногами Квентина.

— Дядя! — закричал он в ужасе, когда узнал, что это был труп — труп слуги профессора Гэнсвика. Его лицо было перекошено и распухло, широко раскрытые глаза застыли, как показалось Квентину, в немом укоре. Вокруг его шеи еще была обмотана веревка, которой его задушил убийца.

— Силы небесные! — охнул сэр Вальтер и склонился над ним. Быстро он осмотрел его, чтобы потом удрученно покачать головой.

— А профессор? — тревожно спросил Квентин.

Сэр Вальтер посмотрел в сторону двери. Они оба догадывались, какой ответ находится по ту сторону двери на вопрос Квентина, и они не ошиблись.