ничего не должен позволять себе ради наследства. Он беспрекословно подчиняется своей матери и безропотно следует требованиям согласно своему положению. Не так ли, дорогая Мэри? Не так ли?

Мэри попыталась что-то ответить на это. Его голос зазвучал еще громче, и он впал в бешенство. На что он был способен, когда его разум захватила ярость, она не хотела и думать.

— Вы ничего не знаете обо мне! — накинулся на нее с упреком лэрд. — Вы даже малой толики не знаете, и все же судите обо мне! Если бы вы знали, насколько долго сохраняется традиция и честь у дома Ратвенов, то вы бы зауважали меня, Мэри Эгтон, и вы бы не отказывали мне в том, что мне принадлежит по праву нашего союза.

— Не знаю, о чем вы говорите, — заявила она уклончиво. — Но мы не женаты, Малькольм, и у вас нет прав претендовать на меня. Я не ваша собственность и не стану ей никогда. — Вдруг она ударилась спиной о твердое дерево. Закрытая дверь преградила ей путь к бегству.

— Честно говоря, это верно, Мэри, — вставил свою реплику Малькольм, которого обуял гнев. — Но если бы вы хоть чуточку обстоятельнее познакомились с историей моего рода, то вы бы знали, что Ратвены всегда получали то, чего требовали. И если им не отдавали это добровольно, они брали силой…

Его глаза загорелись, и он бросился вперед, схватил ее руками и впился своим острым подбородком в ее нежную шею, чтобы запечатлеть дерзкий поцелуй.

— Нет, — закричала Мэри, — не делайте этого! — Но она не справилась с грубой силой, которая придавила ее к двери.

Малькольм тяжело дышал от вожделения. Она чувствовала его язык на своей коже и вырывалась из его объятий с ужасом и отвращением.

— Я возьму себе то, что мне полагается, — говорил он прерывающимся от страсти голосом. — Вы принадлежите мне, Мэри, мне целиком.

На какой-то миг ее чувства были скованы от отвращения, страха и стыда. Но потом в ней пробудилось сопротивление.

Она не принадлежала этому чудовищу в облике человека, не была его собственностью, и если Малькольм хотел силой взять то, что она отказывалась дать ему по доброй воле, то он заслужил только ее презрение.

Всю ее жизнь Мэри учили подчиняться и покоряться. В обществе, где доминировали мужчины, это был самый быстрый и легкий путь к благополучию и почету, если женщина принимала эти правила игры, составленные мужчинами. Даже если Мэри время от времени восставала против них, это было лишь слабым, робким бунтом. В самой же системе она никогда не сомневалась в действительности.

В тот миг, когда Малькольм Ратвен, задыхаясь от обуявших его чувств, набросился на нее, схватил за грудь и протиснул свою возбужденную плоть ей между ног, все сомнения мигом прошли. В ней пробудился голос, молчавший все это время, и велел ей защищаться, и Мэри стала действовать.

Потом она не могла сказать, откуда у нее взялось мужество; возможно, это было лишь чистое отчаяние. Но едва Малькольм Ратвен отпустил ее руки, чтобы, фыркая как конь, приняться за ее грудь, она собралась с силами и залепила ему две звонкие пощечины.

Лэрд отступил от нее и обескуражено уставился на нее, не столько от боли, а от удивления, что ему вообще оказывают сопротивление. Общаясь с проститутками, он привык к другому поведению.

Мэри не ждала, пока пройдет его удивление, и он снова набросится на нее. Она подняла правое колено и ударила хозяина замка в пах, туда, где находился источник его похотливого желания. После этого она развернулась, открыла дверь комнаты и выбежала в освещенный светом факела коридор.

Она слышала позади его стоны и проклятия и бежала так быстро, как только была способна. Когда она потеряла шелковые туфли без задников, то побежала босиком по холодному камню, а ее ночная рубашка и халат развевались за ней, как шлейф. Как загнанная лань, которую гонят ловчие, она обернулась назад и увидела лэрда уже в конце коридора, как темную тень. Она слышала грубые проклятия, которыми он осыпал ее, прежде чем начал преследование тяжелым, нетрезвым шагом.

Со стучащим сердцем Мэри спешила по ночному замку. В конце галереи она повернула в узкий коридор, из него она попала в другой, более низкий, с полукруглым потолком. Пригнувшись, Мэри бежала вперед, но поранила подошвы ног об острые камни и оставляла кровавый след, по которому Малькольм мог легко следовать за ней. Единственным счастьем Мэри было то, что лэрд был сильно пьян и передвигался медленно, в противном случае он уже давно нагнал бы ее.

В бессмысленном бегстве она бежала по длинным коридорам и лестницам, которые то поднимались, то опускались вниз. Уже спустя немного времени она больше не знала, где находится. Она еще не видела все помещения замка, и в последние дни ей не приходили мысли побродить по нему с целью ознакомления. Но куда бы она ни бежала, за ней везде раздавались глухие топающие шаги и тяжелое дыхание ее преследователя.

Мэри показалось, будто она играет главную роль в ее самом ужасном ночном кошмаре. Бесцельно она мчалась под сводами коридоров и проходов в страхе перед своим преследователем. Сердце выпрыгивало у нее из груди, страх перекрывал дыхание. Все снова и снова она оборачивалась и бросала быстрые взгляды на длинную тень, которую отбрасывала фигура Малькольма при свете факелов.

Здесь и там она пыталась открыть двери, которые выходили в проходы. Но либо они были заперты, либо уводили в новые коридоры, которые вели в самую глубь мрачного замка.

На одном из перекрестков Мэри остановилась. Она еле переводила дыхание, ее пульс бешено колотился, пока она отчаянно пыталась определить свое местонахождение. Направление не показалось ей перспективным, как и остальные, но она уже слышала приближающиеся шаги преследователя. Вдруг Малькольм появился в конце коридора. Его глаза горели как угли, светящиеся в темноте.

— Вот я тебя, наконец, и поймал! — зарычал он гремящим голосом, и, подчиняясь неведомому импульсу, Мэри выбрала правый проход. Уже после нескольких шагов у нее закралось осознание, что она сделала неправильный выбор: коридор упирался в огромную дубовую дверь.

Дверь в западную башню!

Запретная дверь, как сказал ей Самюэль.

В отчаянии Мэри нажала на ручку двери и была поражена, когда дверь открылась. Мигом Мэри проскользнула через нее.

В лунном свете, который падал через узкие бойницы окна, она различила узкую лестницу, которая круто поднималась наверх. Мэри не строила себе никаких иллюзий. Выбившуюся из сил, Малькольм быстро догонит ее. Она обернулась и хотела вернуться обратно, но лишь убедилась, к своему ужасу, что Малькольм уже добрался до начала коридора и отрезал ей путь к бегству. В свете факела, скользнувшем по его лицу, она разобрала победоносную ухмылку.

Мэри крепко сжала зубы и побежала, другого выбора у нее не оставалось. Уже на первой ступени она наступила на подол своей ночной рубашки. Тонкая ткань порвалась, отчего она едва не упала. Ухватившись за крутые ступени обеими руками, она карабкалась дальше, все время дальше наверх. Лестница поднималась вверх и становилась все уже. Уже выбившись из сил, Мэри следовала по ее ходу, пока Малькольм неотступно гнался за ней следом.

Ее мускулы начали болеть, и раненые ноги причиняли боль. Она уже хотела было сдаться. Разве имело какой-то смысл продолжать бегство? Она попала в тупик, из которого не было выхода. В конце лестницы ее бегство закончится, так почему бы ей просто не остановиться и не подчиниться своей судьбе?

Нет!

Упрямо она затрясла головой. Если Малькольм Ратвен возьмет ее силой, то пусть не считает, что она сдалась ему на полпути. Она будет бороться до последнего вздоха, и пока искра жизни теплится в ней, она не сдастся.

Изо всех сил, оставшихся в ней, она поднималась по ступеням. Она прошла мимо узких окон без стекол, через которые дул ледяной ветер, и понималась все выше, подгоняемая растущим отчаянием. Наконец она добралась до конца лестницы. Перед тяжелой дверью из дубовых досок бегство Мэри окончилось. С неподдельной надеждой она нажала на ручку — и, о боже, как она поразилась, когда дверь подалась. У нее не оставалось времени на размышления. Тяжело дыша, она бросилась в башенную комнату, закрыла за собой дверь и задвинула засов. Измученная, она в полуобмороке опустилась на пол, когда с другой стороны раздался топот тяжелых шагов.

Перед дверью они смолки, отчего Мэри услышала тяжелое дыхание и нечто, похожее на хрюканье