— Куинн?

Постучав, Лили открыла дверь, но осталась у порога.

Куинн с восхищением смотрел на ее распущенные волосы цвета спелой пшеницы, в которых причудливо играл свет газовой лампы, на ее нежное лицо, хрупкую изящную фигуру. В отличие от Мириам ее внешность абсолютно не соответствовала характеру. Лили была сильной, храброй, решительной женщиной, и Куинн благодарил Господа, что тот создал ее такой. И все же, как ни странно, при виде Лили у него всякий раз возникало желание обнять ее, прижать к себе, защитить от напастей, свалившихся на нее, окружить заботой, дать ей ощущение безопасности, сделать так, чтобы она познала счастье.

— Прости, я помешала…

— Нет. Заходи.

Он не переставал удивляться, как две женщины, столь похожие друг на друга, могут быть такими разными. Мириам никогда не стучала в дверь его спальни, никогда не переступала ее порога, никогда не искала общества мужа в поздний час. У нее не такая походка, не такой голос, никогда при взгляде на ее бедра и упругие ягодицы у него не пересыхало в горле от желания.

— Знаю, вечера по средам ты проводишь без меня… но я должна с тобой поговорить.

Куинн удивленно вскинул брови. Он солгал Лили, сказав, что по средам ужинает в клубе.

— Пожалуйста, садись. — Куинн сунул ручку в чернильницу. — Я собирался просмотреть кое-какие счета, но, думаю, на сегодня хватит. Выпьешь чего-нибудь? Шерри? Или бренди?

— Нет, спасибо.

Сев на стул у письменного стола, она закинула ногу на ногу, ибо в этот поздний час могла пренебречь условностями и стать прежней Лили.

— Я не хотела тебе говорить… да и сейчас не хочу, мне страшно… но я должна.

— О чем ты не хотела мне говорить? — улыбнулся Куинн.

После утомительного дня, когда приходилось решать сложнейшие вопросы предвыборной кампании, бесконечные проблемы в конторе и связанные с Каллаханом, ему было даже приятно разобраться вместе с ней в каких-нибудь домашних делах.

— Не знаю, с чего начать. — Лили разгладила складки на пеньюаре, из-под которого выглядывали голубые туфельки.

— Начни с самого начала, — предложил Куинн.

А когда она закончит, он возьмет ее на руки, отнесет на кровать и забудет, что сегодня среда.

— Если бы знать, где оно, это начало, — нахмурившись, призналась Лили. — То ли я с первого же дня захотела выяснить судьбу Мириам, то ли когда начала жить ее жизнью.

Куинн помрачнел. Значит, она пришла к нему с чем-то серьезным и опять касающимся Мириам.

— Куинн, я тебя не послушалась. Я ездила с визитом к Элен ван Хойзен. И говорю об этом потому, что вам с Полом необходимо знать. Так вот, помимо Эфрема Каллахана, есть люди, которым про Мириам известно нечто такое, что, если они предадут свою информацию огласке, тебе никогда не стать губернатором.

— Проклятие!

Куинн задохнулся от злости. Не потому, что Лили посмела его ослушаться, просто он знал, что последует дальше, и беспомощность, в которой он не мог признаться, вылилась в злость. Кроме того, существовали и более веские причины для ярости. Скрупулезно разработанный план трещал по швам, у Куинна было такое ощущение, словно в руках палача начинает разматываться веревка и петля вот-вот затянется на его шее.

Если бы Куинн ожег таким взглядом Мириам, она бы выскочила из комнаты в слезах. Но Лили только еще крепче ухватилась за подлокотники кресла и даже не отвела глаз.

— У Мириам был любовник, — прошептала она.

Скрипнув зубами, Куинн вскочил со стула, подошел к окну и раздвинул шторы. С черного, как и его мысли, неба валил белый снег.

— Тебе сказала Элен?

— Дай мне договорить. Это правда, и, видимо, ты сам все знаешь. Последние несколько дней я не перестаю об этом думать, и у меня вырисовывается такая картина: ты узнал, что Мириам тебе изменяет, и до полусмерти избил ее любовника.

А он-то, идиот, решил, что с проблемой Мириам покончено. Раз знает Лили, могут узнать и другие. Выругавшись, Куинн повернулся, хотя его подмывало стукнуть кулаком по стеклу и разнести окно вдребезги.

— Продолжай!

Лили рассказала о записке, о поездке за город, о визите к Элен, черт бы ее побрал.

— А ночью я вспомнила про медальон. Ты сказал, что подарил его Мириам в честь рождения Сьюзен. Но ведь ты не дарил его Мириам, верно? Она сама заказала этот медальон, чтобы подарить Маршаллу.

— Почему ты плачешь? — резко бросил Куинн.

Хотя не важно, чем она это объяснит, все равно ее слезы отчасти вызваны жалостью к нему, что больно и обидно.

— Мне кажется, что Мириам нет в живых, — прошептала Лили. — Тебе этого не понять, но… она стала как бы частью меня. Мы с ней не только похожи, я ее очень хорошо понимаю. Живу в ее доме, среди ее вещей, веду ее жизнь. У нас много общего. Я тоже знаю, как терять людей, которых любишь, и остаться в целом мире одной. Мне тоже знакомо чувство беспомощности и загнанности. Я знаю, что такое совершить ужасную ошибку, которую уже ничем не исправишь. Часто, лежа на тюремной койке и глядя в потолок, я хотела умереть. Мне кажется, Мириам после гибели Сьюзен наложила на себя руки. И я плачу, ибо она — это я, а я — это она. Часть меня любит ее, а часть ненавидит и готова душу из нее вытрясти. Я чувствую боль от ее ошибок, будто сама их совершила.

Вернувшись к столу, Куинн тяжело сел и уронил голову на руки. Все, что они с Полом задумали, летело ко всем чертям.

Лили присела рядом с ним на корточки, погладила его по щеке.

— Куинн, расскажи мне, что случилось. Прошу тебя.

Минуты текли одна за другой. Наконец он поднял голову.

— Ты как-то спрашивала, люблю ли я Мириам. Не помню, что я тогда ответил. Может, вначале и любил, но я всегда знал, что ее сердце отдано человеку, который после войны собирался на ней жениться. Я ей нравился, мы неплохо ладили, и все-таки если бы отец не заставил Мириам выйти за меня замуж, она бы предпочла остаться старой девой. — Куинн замолчал, вспоминая первые годы брака. — Я надеялся завоевать любовь жены, возможно, мне бы и удалось, будь у нас дети. Но каждая беременность Мириам кончалась выкидышем, и она считала это знаком того, что нам не следовало жениться. Занятая своими переживаниями, она все больше отдалялась от меня, отвергала любую попытку к сближению, и в конце концов я перестал ей докучать. Мы стали чужими, хотя жили под одной крышей и выполняли светские обязанности. — Лили положила голову ему на колени, и Куинн погладил ее по волосам. — Кажется, год назад в жизни Мириам снова появился Маршалл Оливер. Его не убили на войне, как думала она. Не знаю, чем этот мерзавец объяснил столь долгое отсутствие, но каким-то образом добился своего. Когда я навел о нем справки, выяснилось, что он в самом конце войны женился, но побоялся написать Мириам о том, что предал ее, наверное, решил, пусть она считает его погибшим.

— Значит, Маршалл женат?

— Они живут в восточной части штата на крошечной ферме. У них трое детей. Несколько лет назад жена Маршалла стала инвалидом.

— Вот сукин сын! — гневно воскликнула Лили и вдруг поняла. — Это правда! А я не верила, постоянно говорила себе, что этого не может быть. Значит, ты всегда говорил о Сьюзен так отчужденно, потому что…

— Отцом ребенка, единственного, которого Мириам доносила, был Маршалл Оливер, — подтвердил Куинн.

— Я не верила, а Элен, оказывается, была права.

— Черт бы ее побрал! Видимо, Мириам призналась ей в своей большой любви к человеку, не