– Ты понимаешь, что ты натворил, отец? – Вопрос прозвучал как удар хлыста. – Ты разбил семью точно так же, как это сделал дед. Уильям женится на Саре, но не приведет ее в этот дом. И детей своих не приведет сюда. Ты будешь стареть, не зная их, как твой отец старел, не зная Ноуэла, Нину и Роуз.

Не в силах дольше терпеть собственную боль и ярость, Гарри повернулся и вышел из столовой через примыкающую к ней гостиную с таким видом, словно тоже не собирался возвращаться.

Роуз понадобилась вся ее сила воли, чтобы не побежать вслед за Гарри. Ей хотелось успокоить его, заверить, что не все так плохо, как он думает, хотя бы по той простой причине, что ни Уильям, ни его отец не обладают непреклонной гордостью. Калеб был способен нести этот груз до могилы, но Уильям и ее дядя на такое не способны. Только понимание, что Гарри нужны утешения Нины, а вовсе не ее, удержало Роуз за столом.

Первой ожила Лотти. Крепко держась за руку Ноуэла, она встала. Глядя через стол на отца, произнесла надтреснутым, слабым голосом:

– Если Уильям не вернется домой, я никогда не прощу тебя, папа.

Уолтер ей не ответил. Не мог. Лишился дара речи. Что случилось? Почему все пошло вкривь и вкось? Он впервые проявил твердость. Решительность. И тем не менее потерпел поражение. Как всегда. Если Гарри откажется взять на себя управление фабрикой… Уолтер застонал и опустил голову в ладони. Если Гарри откажется взять на себя управление фабрикой, то скорое и счастливое уединение с Полли в Скарборо превратится в ускользающий мираж.

– Уильям хотел сделать всего лишь то, что когда-то хотел сделать ты сам, – продолжала Лотти голосом еще более слабым, и Роуз казалось чудом, что голос этот не обрывается совсем. – Я познакомилась с Сарой. Мы все познакомились с ней. Она замечательная девушка. Никогда она не осрамит Уильяма и не поставит его в глупое положение. Она разумно воспринимает разницу между его и ее происхождением. Даже если ты не знаешь и четверти того, что знает она об английской литературе, она ни за что не даст тебе это почувствовать.

Роуз почудилось, что она сходит с ума. Ее дядя первым повел себя так, как она от него в жизни бы не ожидала. Потом Уильям проявил такую страстность темперамента, что все оцепенели. А теперь Лотти, та самая Лотти, которая так враждебно отнеслась к Саре, превозносит ее до небес!

Когда Лотти вышла из комнаты, по-прежнему держась за руку Ноуэла, Роуз вдруг поняла, глядя на положение плеч Ноуэла, что Лотти добилась того, о чем болела ее душа уже давно: она завоевала восхищение Ноуэла.

– Я полагаю… вы извините меня, дядя Уолтер, – заговорила Нина, вставая и глядя на Уолтера все с тем же удрученным выражением.

Роуз ощутила прилив теплого чувства к сестре. Нине всегда было несвойственно участие к чьим-либо проблемам, кроме своих собственных, а теперь она так опечалена ссорой Уильяма с отцом.

Уолтер снова застонал, не отнимая ладоней от лица. Роуз вздохнула. Меньше всего ей хотелось успокаивать дядю Уолтера. Он сам навлек на себя беду, а ее сочувствие было полностью на стороне Уильяма. Но Уолтер выглядел таким несчастным, плечи у него опустились, как у семидесятилетнего старика. Вздохнув еще раз, Роуз придвинула свой стул поближе к нему. Кто-то так или иначе должен дать Уолтеру понять, что он повел себя неправильно в разговоре с Уильямом. Кто-то должен дать ему понять, что он обязан все исправить – и как можно скорее.

– Тебе нужно уладить дела с твоим отцом, – заявила Нина Гарри.

Это было на следующий день. Уильям домой не вернулся. Ноуэл уехал в Лидс и взял с собой Лотти. Роуз собиралась ехать в Брэдфорд, и Гарри, уверенный, что найдет Уильяма у Торпов, сказал, что отвезет Роуз домой на Бексайд-стрит.

Гаражом для всех машин семьи служила бывшая конюшня, и запах лошадей, напоминая Нине о рабочей лошади Порритов, все еще витал над опустевшими стойлами.

– Ты должен убедиться, что он не принимает твой отказ от Крэг-Сайда и руководства фабрикой всерьез, – продолжала она, пользуясь моментом, когда они с Гарри остались наедине, и надеясь, что Роуз не явится сюда по крайней мере в течение еще нескольких минут. – Дай ему понять, что ты говорил в запальчивости, был расстроен его разрывом с Уильямом и…

Они подошли к «рено» – Нина со стороны пассажирского места, а Гарри со стороны водительского. Растрепавшиеся волнистые волосы Нины отливали золотом в лучах полуденного солнца. Блузка цвета слоновой кости доходила до самого горла, а рукава были застегнуты на запястьях перламутровыми пуговицами. Из-под светло-коричневой юбки выглядывали носки кремовых туфель. В ореоле золотых волос Нина выглядела неземной красавицей – прямо-таки ангел с полотен прерафаэлитов. Однако речи ее отнюдь не были прекрасны. Даже трудно было поверить, что их произносит она.

– Я сказал то, что думал. – Гарри собирался открыть дверцу машины, но не стал этого делать и посмотрел Нине в глаза. – Уильям старший, – продолжал он, до глубины души надеясь, что просто не так понял Нину, и говорил медленно, тщательно выбирая слова, чтобы и она не истолковала их превратно. – Крэг-Сайд и фабрика принадлежат ему. Только в случае его смерти они перейдут ко мне.

Панический страх начал медленно, но верно овладевать Ниной. Она провела бессонную ночь, стараясь убедить себя, что Гарри во время спора с отцом двигало главным образом чувство справедливости и что он просто хотел напугать Уолтера далеко идущими последствиями его решения. И тем не менее ее обуревали сомнения, когда она вспоминала и о некоторой беспечности Гарри, с одной стороны, и о его высокой принципиальности – с другой.

Теперь, при свете дня, сомнения Нины перешли в уверенность. Если ей на удастся убедить его в обратном, он, безусловно, откажется от всего, что предлагает ему отец, во имя совершенно ненужной лояльности по отношению к Уильяму.

Переведя дыхание и осознав, насколько важно, чтобы Гарри смотрел на вещи ее глазами, Нина высказала то, в чем, как ей представлялось, был разумный резон.

– Уильям не требует от тебя лояльности, Гарри. Ему не нужны Крэг-Сайд и фабрика. Сара не захочет быть женой фабриканта. Ее друзья и подруги с фабрики порвут с ней отношения, а каких еще друзей она найдет для себя? Приятели Уильяма по теннисному клубу знать ее не захотят, владельцы фабрик и их жены не примут ее в свой круг. Она очутится в полной изоляции…

– У нее будет своя семья. – Гарри открыл дверцу и поставил одну ногу на подножку машины; руки он глубоко засунул в карманы брюк; волосы упали ему на лоб. – У нее будем мы с тобой, Роуз, Ноуэл, Лотти. Твои родители. Ее отец и мать. Ведь на это она может рассчитывать, не так ли?