женщиной, напоминало шок, а женщина в состоянии шока способна на совершенно алогичные действия. «Макаров» в этой ситуации был скорее опасен, чем полезен, поэтому Костя сосредоточился, поиграл мышцами и принял позу, наиболее удобную для броска. По его предположению, в этом доме в ближайший момент вполне могла пролиться кровь.

И вот этот момент приблизился настолько, что в ладонях у Комарова приятно и бодряще защипало. Зинаида вздохнула так, что высокая грудь ее приподнялась и опустилась сантиметров на десять, а ветерок, поднятый вздохом, закружил легкие пылинки. Потом тело ее стало мелко, дробно сотрясаться.

Костя решил было, что бедную женщину бьет озноб, но сотрясение от озноба обычно было не столь мощное.

Внимательно посмотрев на лицо женщины он понял, что это не озноб, а рыдания. Лицо Зинаиды перекосилось, уголки рта растянулись в страшном оскале, глаза почти скрылись под прищуренными веками.

– Воды, – скомандовал Комаров Лехе и подскочил к женщине, чтобы поддержать ее.

Он успел вовремя. Только он просунул ей руки под мышки, как Зинаида обмякла в его руках, и почти повисла всей своей тяжестью. Комаров еле смог дотащить ее до стула, взять у напуганного Лехи граненый стакан с водой и помочь бедняжке сделать несколько глотков.

Два глотка Зинаиде удалось сделать нормально, а третий оказался роковым. Женщина прыснула и окатила физиономии стоящих перед ней мужчин душем из успевшей немного согреться во рту воды.

– Пошутил, – тоненько пропищала она, согнувшись напополам, – ну, зятек, даешь!

Когда женщина разогнулась, она уже не рыдала, а смеялась.

– Сроду только оправдывается, да огрызается, – пояснила она сквозь смех Косте, – а тут приколоться вздумал.

Удружил! – и теща Лехи опять закатилась в дробном мелком смехе.

Несколько диаметрально противоположных выражений сменилось на лице Лехи прежде, чем он понял, что по крайней мере сегодня расправа ему не угрожает.

Итак, Райнер не имел никакого отношения к убийству Пенкина. Сейчас это стало совсем очевидно. Версия с йети летела ко всем чертям, а другой у Кости не было. Да, он поймал того, кто напускал не совсем оправданный страх на деревню в течении шестидесяти лет, да, он устроил для американцев поистине роскошное представление, да, он практически вытащил с «необитаемого острова» бедного Райнера-Робинзона. Но он не нашел убийцу Жеки. То есть из него в Но-Пасаране мог получиться бы великолепный культпросветработник, неплохой спасатель, но не человек, который борется с преступным миром и обеспечивает гражданам спокойную жизнь.

А самое главное было в том, что опасный зверь в человеческом обличии до сих пор был на свободе. Может быть, ходил как ни в чем ни бывало по но-пасаранской земле. Может, давно уже колесил по необъятным просторам России или Казахстана. Может, был совсем близко. Наблюдал за Костиными потугами и злорадствовал.

Сейчас было бы очень приятно упасть духом, впасть в депрессию, возненавидеть весь мир или хотя бы часть этого мира. Но что бы сказал на это Виктор Августинович? Как бы презрительно фыркнул Кирюха? И как радовался убийца.

Что же упустил Костя? Как смог он просмотреть из всех следов тот самый след, который привел бы его к истине? Надо вернуться к самому началу. Итак, кто у нас подозревался в преступлении? Савская? Бред. Толик? Алиби. Саймон? Показания пионеров, которые, как известно, никогда не врут. Да и причины, по которой Саймон мог убить Пенкина, тоже не существует. Кроме той, что он не нравится Костику и нравится Калерии. Йети? Теперь и его невиновность подтверждена. В ночь преступления он братался с Лехой и пугал его тещу.

Так кто же? Кто-то из но-пасаранцев? Или из дальнобойщиков? Из тех, что давно уехали со стоянки? Костя вспомнил, что уже второй день не был на стоянке дальнобойщиков. Конечно, маловероятно, если бы вдруг там появился истинный убийца со следами вырождения на лице. Появился, покрутился и демонстративно задержался бы на пару дней. Но Виктор Августинович учил, что рутинная работа иногда приносит результаты гораздо более положительные, чем работа, связанная со штурмами, захватами, стрельбой. Поэтому Костя вздохнул и отправился на таможню. Отправился он пешком, чтобы привести в порядок сумбур в голове. Мотоцикл, конечно, вещь хорошая, но ничего так не приносит успокоения и не помогает думать, как быстрая, ровная ходьба.

Сначала он решил, как всегда, переписать номера автомобилей и проконтролировать таким образом процесс прибытия-убытия перспективных чумных со стороны Казахстана.

Одна машина из новых его чрезвычайно заинтересовала явно специально заляпанным грязью номером. Отличить восьмерку от шестерки было совершенно невозможно, поэтому Комаров сорвал пучок травы и потер жестянку с выбитыми на ней цифрами. И тут на плечо его опустилась тяжелая, поросшая густыми черными волосами ручища. Костя был уверен в том, что здесь ему не угрожает прямая опасность, поэтому он просто стряхнул эту руку с плеча. Но она не угомонилась. Она схватила его за брючный ремень, крепко сплела пальцы и резко дернула на себя. В результате проделанных манипуляций Костя птицей отлетел от машины и оказался в крепких объятиях загорелого, краснолицего мужчины. От незнакомца ядрено воняло табаком, потом и веками не стиранными носками, он яростно вращал почти круглыми глазами и злобно смотрел на Комарова.

– Пустите, пожалуйста, – спокойно попросил Комаров.

Несмотря на то, что он оказался в довольно щекотливом положении, Костя не испугался, а скорее рассердился. Что это еще за приставания к человеку при исполнении?

– Я тебя, пацан, давно выслеживаю, – не принял ко вниманию его просьбу краснолицый, – теперь не отвертишься. Веди к мамке, пока я тебе всю задницу не испорол.

– Какая мамка, – испугался ошибке водителя Костя, – нет у меня тут никакой мамки. Вы меня с кем-то путаете.

– Я твою майку зеленую ни с чем не перепутаю. Зачем у меня с машины оленя свинтил? Может, это – талисман, а ты – свинтил. Не отпущу, пока не отдашь и извинения не попросишь.

Костя, покраснев от натуги, извивался в железобетонных объятиях озверевшего водителя и думал, как выкрутиться из этого неприятного положения и не запятнать честь мундира. Еще, чего доброго, и вправду пороть будет. Сказать, что он местный участковый? Не поверит. Раз признал он в нем какого-то злоумышленника, то ни в жисть не поверит. Сколько раз говорил себе: не ходить на работу в гражданке! Вот и получай, фашист, гранату.

– В кармане, – осенило вдруг Костю, – в кармане ваш олень!

– В каком? – не совсем поверил железобетонный.

– В джинсах, в правом.

Водитель немного ослабил тиски, залез правой рукой в карман Костиных джинсов и вынул оттуда не оленя, конечно, а удостоверение личности младшего лейтенанта Комарова с

Костиной фотографией на первом листе. Краснолицый сначала рассердился и хотел выкинуть негодную картонку, но потом рассмотрел обложку, долго изучал фотографию, и наконец разжал объятия.

Обессиленный Комаров почти упал на землю.

– Извиняй, браток, – обознался, – не очень-то виновато попросил краснолицый, – замучили, понимаешь, пацаны, хоть вооруженную охрану выставляй. Только отойдешь – чуть не до скелета машину раздевают. А тут смотрю, ты воровато так возле машины крутишься. Вот и хотел изловить негодяя.

– Надо уметь отличать негодяя от человека при исполнении,

– назидательным тоном потребовал Костя.

– Да кто ж вас разберет? Сейчас в милицию только что не

прям с горшка берут. Я же сказал – извиняй. Ребра-то не помял?

– Не помял. А вы знаете Толика?

– И Женьку знал. В одном доме живем, жили, то-есть, – вздохнул краснолицый и снял просоленную многолетним потом светлую кепку с головы.

– Фокин и Пенкин жили в одном доме? – изо всех сил

стараясь не показать своего удивления, спросил Костя.