не успев толком поздороваться. Это, наверное, в университете так принято. А от Руби Джиллис вам лучше бы держаться подальше. Туберкулез — заразная болезнь. Я так и знала, что Руби подхватит что-нибудь, когда она в прошлом году отправилась в гости в Бостон. Те, кому не сидится дома, всегда что-нибудь да подхватят в чужих краях.

— Те, которые сидят дома, тоже болеют. Иногда даже умирают, — серьезно проговорила Диана.

— Зато они знают, что это произошло не по их вине, — с торжеством возразила тетя Атосса. — Я слышала, что у тебя в июне свадьба, Диана?

— Ничего подобного, — покраснев, ответила Диана.

— Во всяком случае, надолго не откладывай, — предостерегла ее тетя Атосса. — Твоя красота быстро увянет: румяные щеки да черные волосы — больше тебе похвастаться нечем. А Райты все ветреники. Вам следовало бы носить шляпку, мисс Ширли, а то за веснушками лица не видно. Да еще рыжие волосы! Ну что поделать, так уж, видно, Господу Богу было угодно, все в его руках. Передай привет Марилле Кутберт. За все время, что я в Эвонли, она ни разу ко мне не заглянула. Впрочем, чего я жалуюсь? Кутберты всегда о себе много понимали.

— Ну, не жуткая ли старуха? — спросила Диана, когда они наконец сбежали от тети Атоссы.

— Да, пожалуй, похуже, чем мисс Элиза Эндрюс, — согласилась Энн. — С другой стороны, представь себе, что тебя зовут Атосса. От этого у кого хочешь характер испортится. Ей бы вообразить, что ее зовут Корделия. Наверняка ей стало бы легче жить. По крайней мере, мне это в свое время помогло.

— Когда Джози Пайн состарится, она будет в точности такая же, — сказала Диана. — Ее мать — кузина тети Атоссы. Ох, как хорошо, что мы от нее сбежали. До чего же она злоязычная: о ком ни заговорит, обязательно скажет какую-нибудь гадость. Папа рассказывал очень смешную историю про нее и спенсервейлского пастора, который был добр и чист душой, но немного глуховат. По воскресеньям у них проходили молитвенные собрания, на которых каждый по очереди вставал и читал молитву или комментировал какой-нибудь стих из Библии. И вот тетя Атосса как-то вскочила с места и, вместо того чтобы читать молитву или комментировать текст, принялась снимать стружку со всех присутствующих: называла каждого по имени и вспоминала все ссоры и скандалы, к которым этот человек имел отношение за последние десять лет. Под конец она заявила, что ноги ее больше не будет в спенсервейлской церкви и что их всех ждет геенна огненная. Потом она села на место, а пастор, который не расслышал ни одного слова, сказал прочувствованным голосом: «Аминь! Дай Бог, чтобы молитва нашей сестры была услышана». Папа так смешно рассказывает эту историю.

— Кстати, об историях, — доверительным тоном сказала Энн. — Последнее время я все думаю, не попробовать ли написать рассказ — такой, который взяли бы в журнал. Но боюсь — будет так стыдно, если никто не согласится его напечатать.

— Помнишь, Присцилла говорила, что почти все первые рассказы миссис Морган были отвергнуты журналами. Но твой-то обязательно возьмут, Энн, — в наше время редакторы журналов, наверное, лучше разбираются в своем деле.

— Маргарет Бертон со второго курса в прошлом году напечатала рассказ в «Канадской женщине». Мне кажется, что и я могу написать не хуже.

— И тоже пошлешь его в «Канадскую женщину»?

— Может быть, сначала пошлю в толстый журнал.

Все зависит от того, что у меня получится.

— А о чем он будет?

— Пока не знаю. Хочу придумать хорошую фабулу. Для редакторов главное — фабула. Пока я твердо знаю одно — как назову героиню. Ее будут звать Эмилия Лестер. Правда, симпатичное имя? Только никому про это не говори, Диана. Я пока рассказала только тебе и мистеру Гаррисону. Он не очень-то меня поддержал: сказал, что сейчас и так печатают слишком много всякого мусора, а студентка университета могла бы заняться чем-нибудь более полезным.

— Интересно, а что мистер Гаррисон понимает в литературе? — пренебрежительно заметила Диана.

В доме Джиллисов было полно посетителей. В гостиной два поклонника Руби, Леонард Кимбалл из Спенсервейла и Морган Бэлл из Кармоди, бросали друг на друга мрачные взгляды. Забежали поболтать несколько веселых девушек. На Руби было белое платье, ее щеки пылали, глаза блестели. Она непрерывно смеялась и, когда другие девушки ушли, повела Энн наверх показать ей свои новые платья.

— У меня еще есть отрез голубого шелка, но он, пожалуй, для лета чересчур плотный. Я, наверное, оставлю его на осень. Ты знаешь, что я буду учительствовать в Белых Песках? Как тебе нравится моя новая шляпка? В церкви на тебе была прелесть какая изящная шляпка, но я предпочитаю что-нибудь поярче. Ты заметила этих дураков-мальчишек в гостиной? Они решили пересидеть друг друга. Мне они оба безразличны. На самом деле мне нравится Герб Спенсер. Иногда я даже начинаю подумывать, не он ли мой суженый. На Рождество я еще полагала, что выйду замуж за учителя из Спенсервейла. Но я узнала о нем такое, что заставило меня дать ему отставку. Он чуть с ума не сошел от горя. А этих двух Кавалеров я сегодня не звала. Хотела поболтать с тобой от души. У меня столько новостей. Мы с тобой всегда были хорошими подругами, правда?

Руби обняла Энн за талию, и их взгляды на секунду встретились. В глубине блестящих глаз Руби Энн увидела нечто такое, от чего у нее сжалось сердце.

— Приходи почаще, Энн, — прошептала Руби. — И одна — ладно? Мне хочется побыть с тобой наедине.

— Ты что, неважно себя чувствуешь, Руби?

— Я? Я себя чувствую превосходно, лучше чем когда-либо. Конечно, этот бронхит все еще дает о себе знать. Но ты же видишь, какой у меня прекрасный цвет лица! Разве я похожа на больного человека?

Руби сказала это вызывающим, почти раздраженным тоном. Она сняла руку с талии Энн и побежала по лестнице вниз. Весь вечер она была необыкновенно весела и нещадно дразнила двух своих обожателей. Энн с Дианой она просто не замечала, и они вскоре ушли.

— О чем ты задумалась, Энн?

Они с Дианой сидели у ручья. Кругом росли папоротники, зеленела молодая трава, а сверху над ними раскинула белый ароматный полог цветущая дикая груша.

Энн стряхнула с себя задумчивость и ответила с блаженным вздохом:

— Я думала о своем рассказе.

— А ты уже начала его писать? — сразу загоревшись интересом, спросила Диана.

— Я написала только несколько страниц, но уже все продумала до конца. Как мне было трудно найти подходящую фабулу! Что бы мне ни приходило в голову, все как-то не вязалось с именем Эмилия.

— А ты бы изменила имя.

— Нет, это у меня не получалось. Я пробовала, но с таким же успехом я могла бы изменить твое имя. Для меня Эмилия реальный человек, и она останется все той же Эмилией под любым другим именем. Но в конце концов я нашла подходящую фабулу. А потом придумала имена для всех остальных персонажей. Как это было интересно — ты просто себе не представляешь. Я часами лежала без сна, перебирая в уме имена. Героя зовут Персиваль Далримпл.

— Ты всем персонажам дала имена? — робко спросила Диана. — Может, ты разрешишь мне назвать хоть кого-нибудь, совсем неважного? Тогда в рассказе будет и моя маленькая доля участия.

— Назови работника Лестеров, — милостиво разрешила Энн. — Он играет не такую уж важную роль, но он единственный, кто пока не имеет имени.

— Давай назовем его Раймонд Фицборн, — предложила Диана, у которой был большой запас подобных имен.

Энн с сомнением покачала головой: