присоединиться к нам после того, как заберет на почте адресованные ему письма. Мы замечательно провели время, осматривая развалины, подвал, где стоит чудовищных размеров бочка, красивые сады, насаженные курфюстом для его жены-англичанки. Мне больше всего понравилась огромная терраса — вид был неземной, так что, пока остальные пошли осматривать внутренние покои замка, я села там, чтобы срисовать голову серого каменного льва на стене со свисающими отовсюду алыми побегами вьющихся растений. У меня было такое чувство, словно я героиня романа, когда я сидела там, глядя на извивающийся в долине Неккар, слушая музыку австрийского оркестра, доносящуюся от подножия горы, и ожидая моего поклонника. Я чувствовала, что что-то должно произойти, и была готова к этому. Я не краснела и не дрожала, но была совершенно спокойна и лишь чуть-чуть взволнована.

Вдруг я услышала голос Фреда, и вскоре он торопливо вбежал через большую арку, ища меня. Вид у него был такой огорченный, что я совсем забыла о себе и спросила его, что случилось. Он сказал, что получил письмо из дома, его умоляют вернуться — Френк тяжело заболел; так что он уезжает вечерним поездом и должен прямо сейчас попрощаться. Я глубоко сочувствовала ему, а также испытывала разочарование, но оно длилось лишь минуту, потому что, пожимая мне руку, он сказал — и сказал так, что я не могла ошибиться: «Я скоро вернусь. Вы не забудете меня, Эми?» Я ничего не обещала, только взглянула на него, и он, кажется, был удовлетворен. Времени у него оставалось только на то, чтобы передать всем приветы и сказать «до свидания». Через час он уехал, и нам всем очень его не хватает. Я знаю, он хотел поговорить со мной, но, судя по тому, на что он однажды намекал в разговоре, отец взял с него слово пока ничего такого не делать, так как он опрометчив, а старый джентльмен очень боится невестки-иностранки. Мы скоро встретимся в Риме, и тогда, если я не передумаю, я скажу: «Да», когда он спросит: «Вы согласны? »

Конечно все это очень личное, но я хочу, чтобы ты знала, что происходит. Не беспокойся, помни, что я по-прежнему твоя «осмотрительная Эми», и будь уверена, что я не сделаю ничего необдуманного. Пошли мне сколько хочешь советов, я воспользуюсь ими, если смогу. Жаль, что нельзя увидеть тебя, мама, и поговорить обо всем. Люби меня и доверяй мне.

Всегда твоя Эми.

— Джо, я беспокоюсь о Бесс.

— Почему, мама? Она выглядит очень хорошо с лета, с тех пор как появились малыши.

— Меня беспокоит сейчас не ее здоровье, а ее настроение. Я уверена, у нее что-то на душе, и я хочу, чтобы ты узнала что.

— Почему ты так думаешь?

— Она подолгу сидит одна, реже говорит с отцом. На днях я застала ее, когда она плакала над малышами. Когда она поет, песни всегда печальные, а иногда я замечаю на ее лице выражение, которого не могу понять. Это так непохоже на Бесс, и это меня беспокоит.

— Ты спрашивала ее об этом?

— Пару раз пробовала, но она или избегает моих расспросов, или смотрит так огорченно, что я умолкаю. Я никогда не принуждаю моих детей к откровенности, и мне редко приходится долго ждать, чтобы они доверились мне.

Миссис Марч выразительно взглянула на Джо, но выражение лица последней говорило о том, что никакие собственные тайные тревоги ее не томят. Джо задумчиво продолжала шить, затем через минуту сказала:

— Я думаю, она просто становится большой и начинает мечтать, ее одолевают надежды, страхи, тревоги, но она не знает, откуда они, и не может их объяснить. Да, мама, Бесс — восемнадцать лет, но мы не сознаем этого и обращаемся с ней как с ребенком, забывая, что она уже взрослая.

— Ты права. Как быстро вы растете! — ответила мать со вздохом и улыбкой.

— Ничего не поделаешь, мама, так что ты должна смириться с тем, что всевозможные волнения неизбежны, и позволить своим птенцам вылетать из гнезда, одному за другим. Я обещаю никогда не улетать слишком далеко, если это может послужить тебе утешением.

— Да, это большое утешение, Джо; теперь, когда Мег ушла, я всегда чувствую себя сильнее, если ты рядом. Бесс слишком слаба, а Эми слишком молода, чтобы на нее полагаться, но ты всегда готова помочь в трудную минуту.

— Что ж, ты знаешь, я не против тяжелой работы. В семье всегда должен быть кто-то для таких дел. Эми годится для тонких работ, а я нет; зато я в своей стихии, когда надо поднять и выколотить все ковры в доме или когда одновременно заболевает половина семьи. Эми сейчас отличается за границей, но, если что-то не так дома, я — тот, кто вам нужен.

— Тогда я оставлю Бесс на твое попечение, она откроет свое нежное сердце любимой Джо скорее, чем кому-либо другому. Будь очень ласкова с ней и не вызови у нее подозрения, будто кто-то следит за ней. Если только она станет снова совсем здоровой и веселой, у меня не останется неисполненных желаний.

— Счастливая женщина! У меня их куча.

— Что же это за желания, дорогая?

— Вот разберусь с тревогами Бесс, тогда расскажу тебе о моих. Они не слишком обременительны для меня, так что подождут. — И Джо снова усердно принялась за шитье с многозначительным кивком, позволявшим не беспокоиться по крайней мере за ее настоящее, если не будущее.

Внешне казалось, что Джо поглощена собственными делами, но она наблюдала за Бесс и после множества противоречивых догадок укрепилась в одной, объяснявшей, как ей казалось, происшедшую в сестре перемену. Ключ к тому, что Джо считала разгадкой, дало ей незначительное происшествие, а живая фантазия и любящее сердце сделали остальное.

Однажды в субботу после обеда она и Бесс были вдвоем в комнате. Джо делала вид, что усердно пишет, однако, быстро водя пером по бумаге, посматривала на сестру, которая казалась необычно тихой. Бесс сидела у окна и часто, уронив на колени свое рукоделие, подпирала голову рукой и замирала в унылой позе, устремив глаза на мрачный ноябрьский пейзаж. Вдруг внизу раздались звуки шагов, кто-то просвистел как заводная птичка и чей-то голос окликнул: «Все отлично! Зайду вечером».

Бесс вздрогнула, склонилась вперед, улыбнулась и кивнула, а когда звук шагов замер в отдалении, сказала негромко, словно про себя:

— Какой он сильный, здоровый и счастливый, этот милый мальчик!

— Хм! — произнесла Джо, все еще внимательно наблюдая за лицом сестры: яркий румянец исчез так же быстро, как появился, улыбка пропала, а на оконный выступ упала блестящая слеза. Бесс стерла ее и с опаской взглянула на Джо, но та строчила с бешеной скоростью, явно увлеченная «Клятвой Олимпии». Как только Бесс отвернулась, Джо возобновила наблюдение и увидела, что рука Бесс несколько раз тихо поднялась к глазам, а в ее повернутом вполоборота к Джо лице читалась такая кроткая печаль, что глаза Джо тоже наполнились слезами. Боясь выдать себя, она выскользнула из комнаты, пробормотав что-то о кончившейся бумаге.

— Спаси и помилуй! Бесс любит Лори! — сказала она, садясь в своей комнате, бледная от поразительного открытия, которое, по ее мнению, только что сделала. — Никогда не предполагала такого. Что скажет мама? Интересно, а что он… — Тут Джо остановилась, побагровев от неожиданной мысли. — Если он не полюбит ее, это будет ужасно. Он должен, я его заставлю! — И она грозно взглянула на портрет озорного мальчишки, смеявшегося над ней со стены. — О Боже, мы растем вовсю! Вот и Мег замужем и сама стала мамой, Эми преуспевает в Париже, Бесс влюблена. Я единственная, у кого хватает здравого смысла держаться подальше от греха. — С минуту Джо напряженно размышляла, устремив глаза на портрет, затем расправила нахмуренное чело и, решительно кивнув, сказала, обращаясь к лицу на портрете: — Нет, сэр, спасибо. Вы очаровательны, но у вас не больше постоянства, чем у флюгера. Так что можете не писать чувствительных записок и не улыбаться многозначительно. Ничего из этого не выйдет, и я этого не потерплю.

Затем она вздохнула и впала в задумчивость, из которой не выходила, пока ранние сумерки не заставили ее спуститься в гостиную, чтобы продолжить наблюдения, которые лишь укрепили ее