А в общем, Аманде было все равно. Помимо Вулкана, Федерация включала в себя еще десятки других звездных систем, и все они заслуживали не менее пристального интереса. Просто Вулканом интересовался Рэм, а раз такое дело, Аманда тоже собиралась по мере сил изучить этот вопрос.

Пока Рэм пропадал в своих лагерях, Аманда несколько раз заглядывала к его матери, и та была более чем рада ее появлению. Светлана растила сына без отца, других детей у нее не было, поэтому она чувствовала себя несколько одиноко после отъезда сына. Она с радостью встретила интерес Аманды к рабочему варианту ее перевода и дала несколько своих тетрадей с конспектами, взяв честное слово беречь их как величайшую драгоценность в мире. С некоторой точки зрения, так оно и было. А параллельно они взялись за изучение русского. Французский и немецкий Аманда изучала в школе, поэтому не отказалась от чего-то, что не было напрямую связано со школьной программой, да к тому же дома Рэм с матерью говорили почти все время по-русски, следовательно, на этом стоило заострить внимание.

... Наступила осень, и Аманда вернулась к школьным занятиям, не прекращая регулярных встреч со Светланой. Они все чаще появлялись вместе, что дало сверстникам Аманды повод для многочисленных шуток насчет того, как ловко девушка подмазывается к будущей свекрови. На самом деле моложавая светловолосая женщина производила скорее впечатление подруги Аманды, чем будущей родственницы, к тому же Аманда никогда не задумывалась о подобных вещах всерьез.

... В середине сентября Аманда получила от Рэма очередное письмо. На сей раз оно пришло из России, и девушка мысленно усмехнулась подобному самолюбованию. Рэм норовил ее прислать письмо из любого города мира, куда их отвозили на лекции или тренировки, не беда, что к вечеру следующего дня он уже снова был в Академии, – зато похвастался! Впрочем, письмо было вполне милым и проявляло максимум интереса к делам Аманды. К нему была приложена фотография Рэма, стоящего возле памятника Достоевскому. А ведь мог просто позвонить по видеофону! Но Рэм был неисправимый романтик. Прежде чем положить письмо в шкатулку, рядом с предыдущими посланиями Рэма, Аманда решила показать его Барбаре.

Мать, как обычно, сидела на кухне, листала какой-то научно-популярный журнал. К письму она отнеслась с полным пониманием, против всякого вероятия; ни слова насмешки в адрес задаваки Рэма. В последнее время она стала относиться к Рэму куда мягче обычного. Может потому, что он уехал? Впрочем, на самом-то деле Барбара всегда относилась к нему неплохо, а ворчала больше для порядка, как и положено строгой матери.

Хотя, возможно, дело было в чем-то еще...

Аманда опустила письмо на стол и села рядом с матерью, заглядывая в ее журнал. Как выяснилось, она читала статью о последних достижениях ракетостроения, которая могла заинтересовать разве что Джека, но никак не Аманду. Впрочем, Барбара была весьма разносторонней женщиной, так что удивляться не стоило. Она протянула руку, автоматически обнимая Аманду за талию. Так они сидели какое- то время молча, пока девушка не обратила внимание, что мать уже не столько читает статью, сколько думает о чем-то своем, тихонько теребя рубиновую подвеску на груди. На губах играла легкая полуулыбка, а на лице выступил чуть заметный румянец, словно бы собственные мысли смущали ее саму. Потом она неожиданно встала и прошла в свою комнату. Вернулась Барбара с небольшой шкатулкой в руках. – Когда мне исполнилось 15 лет, мне подарили это в память о семье Стемпелов, – сказала она. – Вообще-то, это старший сын должен дарить своей жене в день свадьбы, но так уж вышло, что в моей семье было 2 дочери, и старшей из них была я.

Она открыла ящичек и вынула из него длинную серебряную цепочку с подвеской в виде лилии – слегка затертой на вид, но сверкающей ярко, как звезда.

– Какая милая... – Аманда взяла в руки украшение. – А раньше я ее не видела.

– Я носила ее только до замужества. Но дело не в этом. Аманда, этому украшению около четырехсот лет.

– Да ну?

– Оно приехало в Америку вместе с первыми переселенцами из нашего рода. Так что, может быть, ему еще больше лет, чем я предполагаю.

– А почему ты отдаешь мне ее именно теперь?

– Ты старшая дочь в семье.

– Я единственная дочь в семье, – уточнила Аманда, слегка округлив глаза.

– Верно... и все же, давно пора тебе это отдать.

– Спасибо. – Аманда с уважением покачала на ладони подвеску, прежде чем одеть ее на шею – А почему она так блестит? В этом есть какой-то секрет? Ей же 400 с лишним лет!!!

– Секрет, – фыркнула Барбара, – заключается в том, что я регулярно ее чищу. И надеюсь, ты продлишь эту славную традицию, чтобы у этой вещички был более или менее товарный вид к тому времени, когда ты передашь ее своему сыну или дочери...

– Ладно, – Аманда взяла письмо. – Если у тебя нет для меня никаких дел, я сгоняю к Светлане, идет?..

– Пожалуйста... вот только пока ты была в магазине, звонила Йошико – она хочет, чтобы ты захватила завтра в школу ее кристаллы с данными по биогенетике.

– Нет проблем... Да я ей еще позвоню, как вернусь.

– Кстати, – вспомнила Барбара. – Как успехи в изучении вулканского?

– Огромные, – скривилась Аманда. – Я научилась постигать логические построения в написании двух букв из их алфавита путем созерцания горящей свечи, поставленной на край умывальника. Если честно, мам, это полный бред... некоторые их слова требуют десятиграничного объяснения. Ну, как такое в словарь запихнешь?..

– Хорошо, иди, – улыбнулась Барбара, возвращаясь к своей статье. Однако мысли ее были далеки от содержания журнала. Очень, очень далеки...

... Майклу надоели, в конце концов, истерические завывания аэрокара. У него сдали нервы, и на обратном пути с работы он подогнал его к мастерской, где и поставил на прикол – суток надвое, пока механики не разберутся что к чему. Ладно, уж, решил он, обойдемся как-нибудь в течение этого времени флайером, глядишь, Барбаре еще ничего такого и не понадобится, а Аманда все равно всюду гоняет на велосипеде.

Как обычно, в дверях его радостным лаем встретил Норман, положив на плечи свои лохматые (хорошо, хоть не грязные) лапы. Навстречу ему спустилась со второго этажа Аманда, сжимавшая в объятиях Терешкову. При виде Нормана Терешкова вздыбила шерсть и зашипела – скорее для порядка, чем от каких бы там ни было чувств, – этот пес должен был понимать, что его место во дворе, в то время как дом целиком и полностью принадлежит ей.

– Как на работе, пап? – привычно спросила Аманда, принимая из рук отца плащ и кейс, – ритуал, установившийся с тех пор, как Аманде исполнилось четыре года, и она смогла держать все это в руках.

– Все в порядке, – он переобулся и направился на кухню – проверить, чем таким его собираются кормить на ужин. – Правда, пришлось аэрокар отдать в починку – он давно на это напрашивался.

– Ну и ладно, – отозвалась девушка, отправляясь обратно в свою комнату, где на кровати лежал одинокий Лирас и ждал, когда его переведут до конца. Впрочем, логично рассудила Аманда, в ближайшие пять-десять лет подобная беда ему не грозила...

... После ужина Барбара тихо поманила Майкла в их общую спальню и сообщила нечто такое, от чего он едва не свалился в обморок. Что ж, такое следовало предполагать, – подумал он, как только к нему вернулась способность думать, – вот аэрокар он сдать в починку явно поторопился. Что ж, придется завтра флайеру поработать за двоих.

Ближе к вечеру у Нормана разболелось ухо, и он жалостливо терся о колени Майкла, заглядывая хозяину в глаза. Значит, еще и ветеринарная клиника, обречено понял Майкл и позвонил своему заместителю, чтобы предупредить о том, что завтра он изрядно задержится с появлением на работе.

Все-таки он явно поторопился сдать аэрокар в мастерскую. Впрочем, куда больше Майкла