свой великий шаг, попробуй вспомнить старую поговорку: «Любопытство кошку сгубило».

Услышав поговорку, Фиона неожиданно взбодрилась.

– Во-первых, я не кошка, – возразила она, откладывая салфетку и вставая из-за стола. – А во-вторых, любопытство не всегда их губит, иначе мертвые кошки валялись бы на каждой крыше и свисали с веток всех деревьев.

Лицо Фионы вытянулось.

– Боже, иногда они остаются увечными и ходят без хвостов до конца жизни.

–  Зато у некоторых все отлично получается. – Симона неожиданно подмигнула сестре, а потом, взяв из вазы яблоко, отошла от стола.

Фиона и не думала сдаваться:

– Тебя всегда ловят, Симона, и это на девять десятых твоя вина.

– А вот и нет. Меня не всегда ловят, иначе бы ты знала обо мне гораздо больше, чем сейчас.

Фиона нахмурилась:

– Тогда объясни, в чем же притягательность всего этого?

– Скука – ужасная вещь, разве этого недостаточный, повод, чтобы немного пошалить?

Однако Фиона явно не находила в признании сестры ничего забавного.

– Пожалуйста, не делай хотя бы то, что слишком надолго смутит Каролин и Дрейтона, ведь они так добры к нам.

– Не буду, – пообещала Симона. – Конечно, ты могла…

– Нет! – прервала Фиона, и локоны ее заколыхались, настолько энергично она замотала головой. – Я не стану тебе помогать.

Симона усмехнулась:

– До чего же ты предсказуемая.

– Я? Давай говорить честно, Симона: моя помощь ничего не изменит. Тебя опять поймают, и Дрейтон целый час будет рычать и угрожать, что отошлет тебя в замок Райленд в кандалах. Потом ты пожмешь плечами и уйдешь, а Каролин станет за тебя заступаться и наконец…

– И наконец Дрейтон смягчится, – беззаботно заключила Симона, поворачиваясь к дверям. – На этом все закончится, а когда я совершу еще что-то возмутительное, все снова повторят то же самое. В итоге ты должна признать, что благодаря мне здесь не бывает скучно.

– Что верно, то верно. – Фиона вздохнула.

– Кстати, благодаря этому по сравнению со мной ты всем кажешься настоящим ангелом. Тебе следовало бы благодарить меня за это.

– А я и есть ангел. По крайней мере мое поведение никого не заставляет беспокоиться и не спать ночами.

Симона милостиво кивнула, соглашаясь.

– Неизменно Хорошая Сестрица, мое почтение.

– Но ведь и тебе не обязательно быть Плохой Сестрицей! – тихо возразила Фиона.

– Согласна, но у меня так хорошо получается быть плохой! – заявила Симона со смехом. – И, если уж говорить откровенно, это мой единственный настоящий талант.

Симона вышла прежде, чем Фиона успела начать с этим спорить. Плохая? Она вовсе не плохая! Вот если бы кто-то высказал предположение о том, что она немного сумасбродна… Да, ей пришлось бы признать, что это правда. Но это определенно не было ее сознательным выбором. Симона никогда намеренно не причиняла людям боль, она не сидела, сосредоточенно размышляя о том, как шокировать или оскорбить окружающих. Все получалось само, и это для нее было так же естественно, как для солнца каждое утро всходить на востоке.

А вот Тристан Таунсенд – это уже нечто другое, призналась она, поднимаясь наверх. Она не то чтобы спланировала продолжение их отношений, но намеренно оказалась у него на пути, чтобы посмотреть, что из этого получится. Ее решение привело к результатам, которые нельзя назвать удивительными или неожиданными, и вряд ли он станет дожидаться ее в саду в эту полночь. Но она обещала Эмми, что завтра снова будет позировать ей для портрета, и не сомневалась в том, что Тристан тоже окажется там, желая проверить, хватит ли у нее смелости принять его вызов.

А Симона никогда в жизни не отступала ни перед какими вызовами, как и никогда не мурлыкала ни для какого мужчины, а также не имела намерения делать это по приказу. Надо надеяться, что до завтрашнего утра она успеет сообразить, как можно уравновесить два своих побуждения и найти золотую середину всего на час или два. Ну, на три, если это окажется настолько же приятным, как и его долгое сладкое покусывание.

Тристан не спеша прошел через дом к оранжерее. Его милая сестричка не смогла бы нарисовать и самой простой вещи, но благодаря ее художественным заблуждениям он получал идеальную возможность находиться рядом с Симоной и намеревался, используя эту возможность, добиться как можно большего.

Наконец он вступил в укрытые стеклянными стенами джунгли, вспоминая, как от улыбки Симоны у него закипала кровь и ему начинал рисоваться настоящий пир плотских наслаждений. Да, если бы тут не было Эм…

– Доброе утро, Тристан! – воскликнула Эммалина, словно получила подсказку суфлера.

Тристан немедленно заставил свои мысли вернуться к реальности.

– Доброе утро, дамы! – Он не спеша подошел к чайному столику.

– Как настроение, – безмятежно спросила Симона, протягивая ему чашку с горячим кофе. – Вы готовы заняться рисованием?

Он с удовольствием мог бы это сделать, если бы они были вдвоем, обнаженные. Подумать только, он провел всю жизнь, считая, что рисование пальцами – это удел маленьких детей! Насколько он был близорук и насколько была бедна фантазия!

–  Тристан, Симона спросила, готов ли ты писать ее портрет?

Судя по горящему озорством взгляду Симоны, она прекрасно знала, что ему совершенно не было дела до картины, над которой работает Эм. Если уж на то пошло, он предположил бы, что ее мысли текли примерно по тому же руслу, что и его.

– Я готов приступить, как только вы будете готовы. – Он постарался удержать ее взгляд.

– Тогда начинаем? – весело заявила Эммалина. – Если, конечно, вы по какой-то причине не предпочтете дожидаться лорда Ноуланда.

Ах да, есть еще и Ноуланд!

Тристан быстро отхлебнул кофе, наблюдая, как Симона медленно делает свой глоток.

– Боюсь, у меня есть плохая новость, Эм, – с трудом выдавил он, увидев, как Симона неспешно ведет кончиком языка по краю фарфоровой чашки.

– Что еще за новость?

Симона поставила чашку и перевела взгляд на диван, который занимала накануне, и Тристан, глубоко вздохнув, приказал себе забыть о том, чем они могли бы сейчас заниматься, и повернулся лицом к сестре.

– Я получил записку от лорда Ноуланда, в которой он выражает сожаление по поводу того, что не сможет присоединиться к нам, и заверяет тебя, дорогая сестра, что лично будет молить о прощении, как только вы встретитесь в следующий раз.

Эм засмеялась:

– Не забудь сказать ему, что мольбы тут совершенно не обязательны.

– Да, ему так нравится играть роль галантного джентльмена…

Эм отставила чашку:

– Не думаю, чтобы он играл роль, но все равно обещаю, что буду с ним мила, поскольку он – твой друг. – Она внезапно нахмурилась. – Я совсем забыла, что надевала фартук вчера днем наверху. Теперь мне придется пойти за ним, но я скоро вернусь.

– Кажется, – негромко хмыкнула Симона, как только Эммалина вышла, – ваша сестра намеренно оставила фартук в другом месте.

Тристан не спеша повернулся:

–  А это важно?

– Только чтобы решить, насколько долго она будет его искать. – В улыбке Симоны светилось приглашение, и Тристан, стремительно сократив разделявшее их расстояние, обнял ее за талию.

– Тогда давайте не терять ни единой секунды из этого времени.

Симона обвила руками его шею.

– Я согласна, – прошептала она, и ее грудь соприкоснулась с его грудью. – Что ты задумал?

Тристан наклонил голову и запечатлел несколько нежных поцелуев, двигаясь от ее виска к уху.

– Если бы на тебе была обычная юбка, – прошептал он, – я бы ее поднял и начал любить тебя, стоя прямо на этом месте.

Симона издала тихий стон, потом выгнула спину, стараясь, чтобы ее грудь сильнее прижалась к его груди, и Тристан, положив ладони на ее ягодицы, привлек ее к себе.

– Раз у нас нет времени, чтобы все с себя снять, нам придется придумать что-то другое.

– Например? – шаловливо спросила она.

Тристан медленно покачал бедрами, продолжая крепко удерживать ее подле себя.

– Я готов рассмотреть все, что ты можешь предложить, за одним исключением. Я не буду тебя целовать, потому что распухшие губы трудно не заметить.

– Как и смятый бархат.

В этом она была права. Тристан чуть отодвинулся и, разжав объятия, пригладил ворс на юбке Симоны.

– Зато никто не обратил внимания на места, которые мнутся при езде верхом, – сказал он, поймав ее руку и увлек Симону к дивану.

Симона положила руки ему на плечи и уселась на него верхом. При этом она прижалась к нему, а он нежно обхватил ее груди и провел подушечками больших пальцев по затвердевшим соскам.

– Кстати, – пропуская пальцы сквозь волосы у него на затылке, Симона заглянула ему в глаза, – ты ведь не ждал меня ночью в саду, верно?

Тристан покачал головой и сдвинул одну руку, чтобы ловко расстегнуть пару пуговиц у нее на блузке.

– Ты не приняла мое приглашение, а джентльмен никогда не считает согласие дамы чем-то само собой разумеющимся.

Глаза Симоны потемнели от желания.

–  Вот поэтому-то он изо всех сил старался его получить. – Она медленно улыбнулась и, подняв руку, расстегнула третью пуговицу у себя на груди. – Скажи, существовала ли такая женщина, которой не нравилось бы твое прикосновение?

Тристан просунул руку ей под блузку. Когда ему на ладонь легла нежная и жаркая атласная кожа, у него перехватило дыхание.

– Никаких других женщин в мире нет.

Симона тихо засмеялась и потянула его за волосы:

– Лжец.

Тристан