Себастьян расцвел в очаровательной улыбке.

– Я ведь тоже ученый.

– И наполовину француз, – не преминула уколоть его Мадлен.

Себастьян искоса взглянул на нее.

– Кто тебе сказал?

– Не помню. Кто-то из прислуги после одного случая упомянул о том, что ваша мать была француженкой.

Мадлен отвернулась, пробудив в Себастьяне любопытство:

– После какого случая?

Мадлен старательно обдумала ответ. После невероятно блаженного дня и любви среди облаков она испытывала такую признательность к Себастьяну, что была почти готова открыть ему правду.

– Ваша прислуга недолюбливает меня, месье, – ведь я француженка. Обо мне ходит немало слухов. Некоторые говорят, что я прибыла в Англию… с коварными замыслами.

От внимания Себастьяна не ускользнула осторожность, с которой Мадлен выбирала слова. Кто-нибудь другой на его месте принял бы ее медлительность за неумение точно выразить мысль по-английски.

– Что же произошло?

– На следующее утро после моего приезда одна из ваших горничных получила известие о том, что ее сын, матрос, погиб при попытке французов прорвать блокаду. Не стесняясь моим присутствием, горничная обвинила в своем горе всех французов без исключения. А месье Хорас был так любезен, что напомнил ей, что ваша мать была француженкой.

Себастьян заподозрил, что Мадлен что-то недоговаривает.

– Почему же мне не сообщили об этом?

Мадлен пожала плечами:

– Ведь это сущий пустяк, месье. – Она опасалась признаться, что чуть не погибла. Горничную, потрясающую кухонным ножом, с трудом удалось обезоружить двум лакеям, но лишь после того, как Мадлен схватила кастрюлю с кипятком и пригрозила ошпарить противницу. Если бы она была беззащитна, вряд ли кто-нибудь вмешался бы прежде, чем пролилась кровь. И все-таки поступок женщины был вызван неподдельным горем. Она нуждалась в работе, а у Себастьяна, узнай он о случившемся, не оставалось бы выбора, кроме как уволить ее в назидание другим слугам, чтобы впредь они не вздумали затевать драки. – Расскажите мне лучше о научных открытиях английских ученых, Себастьян.

– В другой раз. Мы уже дома.

Мадлен подняла голову. Они подъехали к дому Себастьяна быстрее, чем она ожидала. У крыльца стояли лошади. Одна из них, в полной сбруе, явно принадлежала офицеру.

Резко остановив пони, Себастьян пробормотал:

– Похоже, у меня гости. – К своему неудовольствию, он узнал сбрую королевского конногвардейского полка. Очевидно, к нему явились из Уайтхолла. Значит, что-то стряслось.

Он дернул поводья, проехал мимо парадной двери и остановился возле черного хода.

– Миньон, я хочу попросить тебя об одном одолжении. Войди в дом через черный ход, поднимись к себе и жди в комнате, пока я не пришлю за тобой. – Его улыбка была ощутимой, как прикосновение, но Себастьян не дотронулся до Мадлен, зная, что их могут увидеть из любого окна. – Возможно, ждать придется допоздна.

Мадлен кивнула, понимая, что по каким-то причинам Себастьян не желает знакомить ее с гостями.

– Хорошо, я подожду.

Себастьян спустился и произнес громко, явно в расчете на чужие уши:

– В Королевской ассоциации,[23] основанной графом Рамфордом перед отъездом во Францию, читают превосходные лекции по науке и философии. Если вы не против, я был бы рад посетить ее вместе с вами в следующий приезд в Лондон.

Его невероятное приглашение прозвучало вполне по-деловому. «Словно он и вправду надеется когда- нибудь отправиться со мной в Лондон, – подумала Мадлен, выходя из экипажа. – Хотела бы я знать, зачем он заговорил об этом?»

Себастьян поспешно отступил, заметив лакея, вышедшего, чтобы увести лошадей, и развернул экипаж, направляясь к парадной двери.

Мадлен не заметила взгляда, которым обменялись лакей и вышедшая из кухни горничная. На лестнице она столкнулась со второй горничной и молча прошла мимо. Войдя к себе в комнату, она поспешно сбросила шляпку, мантилью и ботинки, рухнула на постель и мгновенно заснула.