Армстронг убрал руку, его лицо утратило все признаки дружеского расположения.

– Гражданское лицо я имею право лишь просить об одолжении.

– Тем хуже для меня, – вздохнул Себастьян, понимая, как заинтересован в его помощи старый вояка.

Некоторое время он задумчиво созерцал статую Психеи. Чувственная фигура обнаженной юной девушки, высеченная из мрамора, чем-то напомнила ему послушницу, встреченную на Куин-Энн-гейт вчера ночью. По крайней мере Себастьян надеялся, что эта встреча произошла наяву. Как обычно, приступ лишил его сил, и потому он не помнил, какие события минувшей ночи были реальными, а какие возникли лишь в его воображении.

Повернувшись к генералу, он принялся развивать мысль:

– Нашу армию разрывает исполнение долга в Ирландии, Индии и других колониях. – Он смело выдержал пристальный взгляд старика. – Я видел французские войска в бою, в Египте. Не будем обманывать самих себя: если Бонапарт осуществит свою угрозу и достигнет берегов Англии, его пятидесятитысячная армия с триумфом вступит в Лондон.

Генерал встрепенулся, вставая на защиту английского войска:

– Правительство предпринимает попытки пополнить наши ряды, освобождая всех добровольцев ополчения от тягот массового призыва.

– И что же?

– Результаты оказались двоякими. От Пензанса до Дувра все до единого приказчики и конюхи с гордостью носят мундир и заявляют, что готовы отдать жизнь, если понадобится. – Он откашлялся в кулак. – Как сказал лорд Окленд, если бы для победы в войне хватало похвальбы и красивых мундиров, Наполеон был бы обречен.

Оба невесело усмехнулись.

– Мы с вами видим нелепость подобных убеждений, д’Арси, но волна ура-патриотизма нарастает. По обе стороны фронта есть немало людей, которые рвутся в бой. Лондон и Париж кишат шпионами, их развелось больше, чем блох. Среди них могут оказаться даже наши верные сторонники, и наоборот. Доверять нельзя ни одному.

– Вы шутите? – удивился Себастьян.

– Отнюдь. И среди врагов у Англии есть сторонники. Шуаны, роялисты и республиканцы, ненавидящие друг друга, охотно вставляют палки в колеса Бонапарту – само собой, не из любви к Англии.

– Тогда, пожалуй, и я внесу свою лепту в дело победы.

– Неплохо сказано! – Генерал похлопал юношу по спине и перевел разговор на менее волнующую тему: – Вы еще встречаетесь с этими французскими куртизанками? Я слышал, в последние дни они принимали странных гостей. Например, месье де Вальми.

Себастьян пристально уставился на собеседника. Он был знаком с де Вальми, заслужившим репутацию роялиста, контрабандиста и опытного шантажиста. Но как бы там ни было, сестры Фокан обязаны ему жизнью. Их выбор друзей никого не касается.

– Если вы хотите меня о чем-то предупредить, лучше скажите напрямик.

– Те, у кого в желудке вино, а в чреслах пожар, бывают чертовски опрометчивы, – заметил Армстронг.

– Благодарю за предупреждение, но сестер Фокан абсолютно не интересует политика.

Сухой тон Себастьяна не предполагал продолжения разговора, однако Армстронг высказался недвусмысленно:

– Наступают трудные времена. Былые привязанности способны вызвать вражду даже у самых рассудительных людей. Смотрите не ошибитесь.

– С подобными женщинами я предаюсь лишь плотским утехам, – бесстрастно сообщил Себастьян. – Кроме того, вас это не касается.

Генерал ответил ему взглядом, который перепугал бы до смерти робкого человека. В свои шестьдесят лет он оставался приверженцем старой школы, мужчиной, для которого женщины являются собственностью, необходимой, чтобы удовлетворять потребности, тешить тщеславие и утверждать власть. Отягощенный грузом лет, он предчувствовал стремительное угасание физических сил и пылал черной завистью к молодым мужчинам.

– Я слышал, вы пишете мемуары. Похваляетесь победами?

– Я польщен тем, что вы сочли меня столь важной персоной и установили за мной слежку, но, какой бы ни была моя репутация, ей не сравниться с похождениями моего отца.

Генерал озабоченно нахмурился. С Симоном д’Арси он дружил с юности. Несмотря на то что позднее Симон превратился в отъявленного развратника, некогда он служил своей стране, сражался в британских континентальных войсках против мятежных американских колоний. Участие в этой войне не пошло на пользу нраву Симона, и генерал понимал, что сын никогда не простит отца.

– Когда-нибудь вы поймете, что пережил ваш отец.

Себастьян пропустил это замечание мимо ушей.

– Прошу прощения, генерал, меня ждут дела.

– Держите язык за зубами, д’Арси, – произнес вслед ему Армстронг. – Через несколько дней вы получите письменные распоряжения.

Себастьян покинул музей, так и не взглянув на Розеттский камень. Слова генерала на время отбили у него всякую охоту к умственной работе. «Держите язык за зубами»! Как будто он нуждался в советах, особенно когда дело касалось его личной жизни! Будто он сам не мог упрекнуть старого греховодника в отвратительных привычках!