– Мотив? Какой мотив? – спросил погруженный в собственные мысли Эллери.

– Прикончить Джи-Джи, чтобы получить стотысячное наследство и тем самым скрыть растрату.

– Самой предварительно рассказав все адвокату? Когда тот даже ничего не подозревал? Не бывает такого, чтобы преступник одновременно старался и скрыть, и раскрыть свое преступление. Это абсурд.

– А может – это просто хитро задуманная уловка? Может, как раз для того, чтобы создать впечатление безупречно честного человека? Ведь она в долгу, как в шелку, а с этой растратой вообще окончательно влипла. И вполне понимала, что бесконечно скрывать ее не удастся, во всяком случае, не от такой прижимистой бабенки, какой была Джи-Джи. Да и адвоката, похоже, ей не долго пришлось бы водить за нос – он малый сообразительный. По-моему, у нее были очень веские мотивы.

– А по-моему, это сущий бред! – сердито огрызнулся Эллери. Он совсем сполз вниз и уже почти лежал на сиденье такси. – Ну, если и не совсем бред, то что-то около того! А вот кое-что другое в Сельме Пилтер никак не дает мне покоя.

– Что же это такое, позволь узнать?

– Ее лицо. Оно единственное в своем роде! Невероятно, немыслимо, ужасающе уродливое лицо, в некотором смысле – шедевр старческого уродства. Может быть, именно это имела в виду Глори, оставляя предсмертную записку?

– Ты сам-то хотя бы на минуту можешь поверить тому, что несешь? – фыркнул инспектор.

– Ни на секунду, – вздохнул Эллери.

– О, вы знаете толк в кулинарии! – заявил Берк, развалясь на видавшем виды французском канапе.

– А вы – в музыке, которая прекрасно дополняет хороший обед, – отвечала Роберта, сидя на противоположном краешке канале.

Вечер они завершили скромной пирушкой на квартире у Роберты, на 73 Ист-Стрит. Здание было старинным, замысловатым, но уже довольно обшарпанным. Высокие потолки комнат украшали причудливые лепные узоры и завитушки, обычно обрамляющие фрески с купидонами и дриадами в кудрявой листве сказочных деревьев. Но в комнате Роберты не было никаких изображений, кроме копий с работ Даффи и Утрилло без рам и невысокого качества. Высокие узкие окна скрывали тяжелые холщовые занавески, окрашенные в коричневый цвет. Старинным итальянским камином не пользовались, наверное, около полувека.

Так как у Роберты почти не было мебели, то в целом помещение казалось таким огромным, что хрупкая фигурка девушки выглядела совсем миниатюрной и напоминала Алису, откусившую гриб с «уменьшительной» стороны[16].

Берку она казалась просто обворожительной. Но сказать ей об этом он, само собой разумеется, не решался.

Роберта приготовила ему ростбиф и йоркширский пудинг, чтобы он «почувствовал себя как дома». На его вкус ростбиф был пережарен, а пудинг – недопечен. (Берк виновато подумал, что и на любой другой вкус – тоже). Но нельзя же требовать всего от женщины, и так уже обладающей таким множеством.., положительных качеств (хотя слова «положительный» и «качество» здесь не совсем точны…) Вот почему Берк решился на чисто мужскую ложь по поводу ее кулинарных способностей.

Что же касается музыки, то это был его вклад в импровизированную вечеринку (сюда еще надо добавить купленную им бутылку какого-то немыслимого калифорнийского бургундского). Роберта сказала, что у нее дома есть недорогой, но качественный проигрыватель. Поэтому он по дороге заскочил в магазин Либерти на Мэдисон-Авеню и купил «Илию» в исполнении большого хора и оркестра, не подозревая, что в своей небольшой коллекции пластинок Роберта отдавала предпочтение Манчини, Гленну Миллеру и прочим камерным произведениям. Что же касается спиртного, то здесь предметом ее мечтаний всегда было сухое вино от Уайтмена двух или трехлетней выдержки. Но Берк так искренне восхищался ораторией, что у Роберты хватило такта поддакивать ему, хотя на самом деле она изнывала от скуки.

Вот так они все время галантно врали друг другу, в результате чего вечер удался на славу!

Через некоторое время Берк еще сильнее развалился на канапе, а Роберта, соответственно, отодвинулась еще дальше к краешку. Берк пробормотал, с трудом сдерживая свой пыл:

– О! Здесь так уютно, что просто хочется.., скинуть ботинки и полностью расслабиться…

– Не следует потакать всем своим желаниям, – сдержанно заметила Роберта.

– Да? Но почему, мисс.., то есть, Роберта?

– Начнете с ботинок, а там.., и еще что-нибудь захочется скинуть.

Берк залился краской, что не ускользнуло от внимания девушки, – Я просто имел в виду – расслабиться, отдохнуть…

– Понятно, понятно, мой славный сыщик! – развеселилась Роберта. – Просто я немного несдержанна на язык. Пожалуйста, снимайте свои ботинки сколько угодно!

– Полагаю, – обиженно фыркнул шотландец, – что лучше будет этого не делать.

Роберта расхохоталась:

– О! Вы такой.., такой скотт[17]!

– Правильнее будет – шотландец.

– Простите. Я хотела сказать, что никогда раньше не знала ни одного скотт.., то есть шотландца.

– А я никогда раньше не знал ни одной юной американки.

– Не такой уж и юной, Харри. Но за комплимент – спасибо.

– Вздор! Вам не больше двадцати одного.., ну двух.