разделение. В действительности разделения не существует, нет разделения на свет и тьму. И он спрашивает меня, могу ли я устранить, могу ли я отбросить это чувство разделения.

Бом: Понимаете, говоря так, говоря, что я должен его устранить, вы, кажется, возвращаетесь назад, к разделению.

Кришнамурти: Нет, не «должен».

Бом: У вас каким-то образом получается, что происходящий в уме мыслительный процесс спонтанно создает разделение. Вы говорите «стараться его отбросить», а в то же время это означает «стараться его создать».

Кришнамурти: Я понял. Но может ли мой ум устранить разделение? Или это неправильно поставленный вопрос?

Собеседник: Может ли ум устранить разделение, в то время как он сам разделен?

Кришнамурти: Нет, не может. Что же мне делать?

Послушайте: «X» говорит что-то очень верное, что имеет огромное значение и красоту, и все мое существо откликается: «Улови это!». И тут разделения нет.

Я понимаю, что разделение создаю я сам, создаю его из тьмы, в которой живу. Но я услышал, как «X» говорит, что разделения не существует. И я сознаю, что это — экстраординарное утверждение. Итак, само это утверждение оказывает на человека, живущего в постоянном разделении, немедленное действие. Верно?

Бом: Я думаю, что оно должно, как вы говорите, устранить разделение...

Кришнамурти: Я оставлю его, не буду устранять. Я хочу немного осмыслить утверждение, что разделения не существует. Это поможет мне сдвинуться с места.

Утверждение «X», что разделения не существует, утверждение, идущее от озарения, оказывает на меня огромное воздействие. Я постоянно живу в разделении, а «X» приходит и говорит, что разделения не существует. Какое действие оказывает это на меня?

Бом: Вы тогда говорите, что разделения нет. Это имеет свое значение. Но с другой стороны кажется, что разделение существует.

Кришнамурти: Я осознаю разделение, но утверждение, что разделения нет, оказывает на меня огромное воздействие. Это представляется естественным, — не так ли? Когда я вижу что-то неподвижное, незыблемое, я должен определенно ощутить на себе его воздействие. Я воспринимаю его как сильнейший импульс.

Бом: Видите ли, если бы, говоря о чем-то, к чему мы идем, вы сказали: «Нет, это не тот путь», — это означало бы, разумеется, перелом во всем вашем восприятии этого. В данный момент вы говорите, что разделение — не тот путь. Мы стараемся увидеть и понять, так ли это — верно?

Кришнамурти: Я даже не спрашиваю, так ли это. «X» очень точно все объяснил и в заключение сказал, что разделения не существует. А я, будучи восприимчивым, очень внимательно наблюдаю и осознаю, что постоянно живу в разделении. Утверждение «X» сломало стереотип.

Не знаю, следите ли вы за тем, что я пытаюсь объяснить. Оно сломало стереотип, потому что «X» сказал то, что в самой своей основе истинно. Не существует отдельно Бога и человека. Да, сэр, я настаиваю на этом. Я вижу — там, где ненависть, другого нет. Но, ненавидя, я желаю другого. Так что постоянное разделение рождено из тьмы. Тьма постоянна. Но я слушаю очень внимательно, и утверждение «X» представляется мне абсолютно истинным. Я проникаюсь им, и его действие рассеивает тьму. Я не совершаю никакого усилия, чтобы отвергнуть тьму, но «X» — это свет. Я полагаю, это именно так.

И вот, спрашивается, могу ли я слушать со своей тьмой, в своей тьме, которая постоянна? Могу ли я в этой тьме вас услышать? — Конечно, могу. Я живу в постоянном разделении, которое приносит тьма. «X» приходит и говорит мне, что разделения не существует.

Бом: Верно. А почему вы говорите, что можете слышать во тьме?

Кришнамурти: О, да, я могу слышать во тьме. Если не могу, то я обречен.

Бом: Но это не аргумент.

Кришнамурти: Конечно, это не аргумент, но это так!

Бом: Жизнь во тьме не стоила бы прожитого времени. Но теперь мы говорим, что возможно слышать во тьме.

Кришнамурти: «X» объясняет мне очень и очень точно. Я восприимчив. Я слушаю его в своей тьме, и это делает меня восприимчивым, живым, наблюдательным. Это то, что я делаю. Мы делаем это вместе. Он утверждает, что разделения абсолютно не существует. А я знаю, что живу в разделении. Так вот, само его утверждение прекращает это непрерывное движение.

В противном случае, если этого не произойдет, я остаюсь ни с чем — вы согласны? Я вечно живу во тьме. Но вот в этой пустыне звучит голос, и слушание этого голоса производит удивительное действие.

Бом: Слушание достигает истока движения, тогда как наблюдение не достигает.

Кришнамурти: Да, я наблюдал, я слушал, я играл во всякого рода игры всю свою жизнь. А теперь вижу, что есть только одно — постоянная тьма, и я действую в этой тьме; в этой пустыне, являющейся тьмой, действую как ее центр — «я». Я вижу это с предельной ясностью, со всей полнотой. Я не смогу больше этого отрицать. «X» приходит и говорит мне это. В пустыне слышится голос, говорящий, что есть вода. — Вы следите? Это не надежда. Это непосредственное действие, которое совершается во мне.

Нужно осознать, что моя жизнь — это постоянное движение во тьме. Вы согласны со мной? Но могу ли я, со всем своим опытом, со всем знанием, которое я накапливал миллион лет, вдруг осознать, что живу в абсолютной тьме? Это означает, что я достиг той черты, где кончается всякая надежда. Верно? Но моя надежда — это тоже тьма. Будущего совсем нет. И я остаюсь с этой необъятной тьмой, я во тьме. Такое осознание означает конец становления. Я достиг этой точки, и «X» говорит мне, что это вполне естественно.

Видите ли, все религии говорят, что разделение существует.

Бом: Но они говорят, что его можно преодолеть.

Кришнамурти: Повторяется все тот же стереотип. Не имеет значения, кто сказал, но в этой пустыне действительно кто-то что-то говорит, и я тут слышу каждый голос, и свой собственный, и это все более сгущает тьму. Тем не менее, именно так происходит. Не означает ли это, что разделения не существует, когда есть озарение?

Бом: Да.

Кришнамурти: Это не ваше или мое озарение, это — озарение. И в нем нет разделения.

Бом: Да.

Кришнамурти: Озарение приводит нас к первооснове, о которой мы говорили...

Бом: Что вы имеете в виду?

Кришнамурти: То, что в первооснове не существуют тьма или свет как таковые. В первооснове нет разделения. В ней нет ничего, рожденного волей, временем или мыслью.

Бом: Вы говорите, что свет и тьма неразделимы?

Кришнамурти: Верно.

Бом: А это значит, что нет ни того, ни другого.

Кришнамурти: Ни того, ни другого, именно так! Есть что-то еще — ощущение, что существует какое-то иное, «не-двойственное» движение.

Бом: Что означает «не-двойственное»? В нем нет разделения?

Кришнамурти: Нет разделения. Я не хотел бы пользоваться словом «не- двойственный». Не существует разделения.

Бом: Но, тем не менее, это движение.

Кришнамурти: Конечно.

Бом: Что означает движение без разделения?

Кришнамурти: Я имею в виду движение, которое не предполагает времени. Это движение не рождает разделения. Таким образом, я хотел бы вернуться к первооснове. Если в первооснове