— Понятно. — Она помедлила. — Он был так молод, как вы и думали?

— Да.

— Так вот в чем дело! Он напомнил вам себя в его возрасте.

— Иногда вы слишком уж проницательны, Эмма.

Это очень раздражает в служащем.

— Это было логическое предположение, — сказала она, оправдываясь.

— Вы правы, — глубоко вздохнул Эдисон. — Он напомнил мне, что я был не единственным юношей, брошенным на произвол судьбы. Еще он напомнил мне о том, как отчаянно молодые люди ищут способа доказать себе, что они мужчины. Как те из нас, кто был рожден вне брака, ищут подобия личной чести. Да, он напомнил мне себя в его возрасте.

Эмма дотронулась до его руки:

— Что же беспокоит вас теперь? Вы сомневаетесь, что поступили правильно?

— Отправив юного Джона на Ванзагару? Нет. Если для него есть надежда, она находится там. Насколько я не приемлю метафизической чепухи, о которой разглагольствуют члены Ванзагарского общества, настолько же должен признать, что именно опыт, приобретенный на этом острове, дал мне все, что нужно, чтобы найти свое место в мире.

— Вы узнали, кто был учителем этого Джона?

— Нет. Но я узнаю мошенника, когда найду его. Теперь это дело времени.

Судя по голосу, это его совсем не трогало. Девушка поняла, что этой ночью все его мысли устремлены в прошлое. Схватка с Джоном разбудила слишком много воспоминаний. Ей страстно хотелось утешить его, но она не знала, как преодолеть стену, которую он давным-давно воздвиг, защищая себя.

— Мне так жаль… — прошептала она.

Стоукс ничего не сказал, а просто посмотрел на нее.

— Мне очень жаль, что сегодня вы заглянули в зеркало и увидели себя молодым.

Мгновение он молчал.

— Ну, я еще не считаю себя таким уж старым, — наконец спокойно произнес он.

— О Эдисон! — Эмма не знала, то ли плакать, то ли смеяться.

Повинуясь импульсу, она обняла его за талию и прижалась лицом к его груди. Непривычно грубо, почти судорожно

Стоукс обнял ее.

— Эмма!..

Его губы прильнули к ее губам так, будто через пять минут мог наступить конец света.

Он искал не утешения. Тут было что-то другое, более примитивное и гораздо менее цивилизованное. Теперь настал ее черед колебаться. Второй раз она стояла над той же самой пропастью. В первый раз она уже узнала, насколько она опасна.

Но жажда Эдисона воспламенила ее. Мягкое стремление утешить его переросло в отчаянную потребность ответить на его желание.

Не отрываясь от ее губ, он приподнял ее и одной рукой прижал ее бедра к своим. Он был в полной боевой готовности.

— Мне нужно было увидеть тебя сегодня ночью, — хрипло прошептал у ее рта Эдисон.

— Да. — Она откинула голову и, подняв руки, запустила пальцы в его волосы. — Да, все правильно, Эдисон. Я рада, что ты пришел ко мне.

— О Боже, Эмма!…

Он медленно поставил ее на ноги, словно чувствовать ее было и наслаждением, и мукой. Затем взял свое пальто и бросил на пол. Повернувшись к ней, он скинул черный вечерний фрак и отбросил его в сторону. Эдисон встретился с ней глазами:

— Эмма?

— Да, да, Эдисон!

Она шагнула к нему. С хриплым стоном он снова притянул ее к себе, а потом увлек на пол. Толстое шерстяное пальто не слишком смягчало каменный пол, но одежда хранила слабый запах Эдисона. Эмма глубоко его вдохнула. Ее охватили возбуждение и желание.

Стоукс прижал девушку к себе.

«Все правильно», — думала она, пока ее окутывал жар его тела. Это должно было быть правильным.

Она вздрогнула, почувствовав его ладонь у себя между ног.

— На этот раз, — прошептала она, — не снимешь ли ты рубашку?

— На этот раз, — пообещал он, борясь с застежкой, — я сделаю все, что ты пожелаешь.

Он расстегнул белую, украшенную гофрировкой рубашку, но прежде чем он от нее освободился, Эмма приложила ладони к его коже. Она не могла видеть его груди, потому что он наклонился над ней и его широкие плечи заслонили лунный свет. Но она чувствовала тугие завитки волос и перекатывавшиеся под кожей мускулы.

— Ты великолепен! — медленно произнесла она. — Сильный и красивый.

— О Эмма! Ты сама не знаешь, что со мной делаешь. А я ведь обещал себе держать себя в руках.

Она улыбнулась:

— Наверняка искусство Ванзы научило тебя полезным упражнениям, которые можно было бы применить в такую минуту, как сейчас.

— Одним из величайших изъянов искусства Ванзы, пробормотал он у ее шеи, — является то, что оно учит избегать любых сильных страстей.

— Тогда понятно, почему тебе не слишком по душе эта философия.

— Странно, но до встречи с тобой я и не подозревал, какими сильными могут быть мои страсти.

Стоукс снова поцеловал Эмму, его губы были горячими и настойчивыми. Но его руки — невероятно нежными. От такого контраста у нее занялось дыхание.

Она почувствовала, как его пальцы дотронулись до исключительно чувствительного места у нее между ног. Все внутри у нее запылало.

— Эдисон?

— На этот раз мы не станем торопиться, — пообещал он. — На этот раз я хочу, чтобы ты испытала что- то похожее на то, что тогда испытал я. Даже часть того удовольствия заставит тебя все понять.

— Что именно?

Но Эдисон не ответил. Вместо этого он крепче обнял ее и начал медленно поглаживать, с каждым движением проникая все глубже. Она затрепетала под напором пронзивших ее ощущений. Девушка вцепилась в него, неистово желая, чтобы это ощущение внутри ее нарастало. Она почти не слышала собственного дыхания. Оно было хриплым и прерывистым.

Когда она начала извиваться под его рукой, моля его про себя привести это напряжение к какому-то концу, Эдисон тихо, хрипло застонал. Но не расстегнул брюк, чтобы, раздвинув ее ноги, войти в нее, как она ожидала.

Вместо этого он отодвинулся назад, развел ее ноги в стороны и откинул юбку ее батистового ночного наряда. А затем, к ее изумлению, прижался к ней ртом.

— Эдисон!

Эмма знала, что ее возглас шока и удивления разбудил бы весь дом, что там — всех соседей, если бы не застрял, полузадушенный, у нее в горле.

Она была шокирована необычной лаской. Вся нижняя часть ее тела напряглась. Она раскинула руки, ища, за что бы ухватиться. Ее пальцы наткнулись на металлические опоры стеллажей по обеим сторонам узкого прохода. Эмма вцепилась в них и держалась так, словно они могли надежно удержать ее на земле.

Но через несколько секунд, когда ее тело сотрясло освобождение, Эмма поняла, что ничто не смогло бы удержать ее на холодной земле. Она взлетела.

Внезапно Эдисон оказался на ней, вдавливая ее в теплое пальто. Вошел в нее и застонал, когда ее тугие мышцы судорожно обхватили его. Он был слишком большой, но ее это не волновало. Ей нужно было только привязать его к себе, сделать своим на то время, которое им отпустит судьба.