«размножением» матрешек, — сам даришь, а принять подарок гордишься?

— Так среди своих же, княже. Мне с тобой в поле не ратиться, я в бой под твоим стягом пойду.

— Так уверен?

Что имел в виду князь, Мишка не понял, но, делая вид, что поправляет одну из матрешек, ответил так, чтобы слышно было одному князю:

— Киев далеко, а мы все — здесь.

Вячеслав Туровский, кажется, заинтересовался — даже слегка склонился в кресле в Мишкину сторону.

— Сам придумал или слыхал от кого?

— Вся сотня в том заедино. Вон сотник Корней твоего слова ждет.

— А ты ему внук, говорят?

— Так, княже, Михаилом крещен.

— Гляди-ка, сынок, тезка твой! — Вячеслав обернулся к княжичу, но тот остался равнодушен. Мишка понял, что предлагать ему стрельнуть из самострела не стоит. — Збройко! — Князь сделал знак одному из рынд. — Сотников внук Михаил перстень обронил. Принеси-ка!

Парень вмиг слетел с крыльца, подобрал перстень и, взбежав по ступенькам, протянул его Мишке. Мишка, не дотрагиваясь до перстня, указал глазами на князя. Рында поколебался, но подчинился.

— Значит, все-таки из одних только рук? — Князь покрутил в пальцах перстень. — Так, что ли?

— Только так, княже, иначе — беда!

— Держи, заслужил. — Вячеслав подал перстень Мишке. — Но и гостя моего поблагодари.

Мишка нашел глазами купца, приложил перстень ко лбу, потом к губам. Прижав руку к сердцу, поклонился. Княжий гость дернул щекой, но все же слегка кивнул в ответ.

— Восточные обычаи знаешь? — заинтересовался князь. — Откуда?

— Мы же не смерды, княже! Род свой в восьмом колене считаем — от десятника Лисовина, который еще с вещим князем Олегом на Царьград ходил! Потому не только ратному делу, но и наукам…

Мишка запнулся, наткнувшись на какой-то уж очень пристальный взгляд княгини.

— Может быть, — княгиня секунду помолчала, — тебе и рыцарские обычаи известны?

Она разжала пальцы, и к Мишкиным ногам упал маленький платочек. Мишка подхватил его и, опустившись на одно колено, протянул княгине.

— И галантное обхождение тоже… ваше высочество.

«Блин, что за спектакль? Дед там внизу уже, наверно, в землю врос, а они тут со мной беседуют, да еще как беседуют! В чем дело?»

— Вижу, правду о тебе рассказывают — необычный ты… мальчик, — проворковала княгиня. — Аннушка, что ж ты Михаила за подарок не поблагодаришь?

— Благодарствую, Михаил, — старательно выговорила княжна, чувствовалось, что букву «р» она научилась выговаривать совсем недавно.

— Рад служить, государыня Анна Вячеславна! Только позови!

— А если и вправду позовем? — негромко спросила княгиня.

«Да что тут происходит-то? Князь вроде бы и не слушает — о чем-то с боярином говорит. Во что же я опять влипаю?»

— У меня пока только три самострела, матушка, но будет больше. Всегда, по первому твоему зову…

— Тебе сколько лет?

— Четырнадцать… Скоро.

— А когда настоящим ратником станешь?

— В шестнадцать.

«Те же вопросы, что и у Иллариона! Он, что ли, ей про меня наболтал?»

— Видишь эту ленточку? — Княгиня показала на красную шелковую ленту, вплетенную в косу дочери. — Если тебе ее передадут, это будет значить, что ты нужен… княжне Анне. И все, кого ты сможешь с собой привести. Не беспокойся, это будет не завтра. Может быть, и никогда… Но помни!

— Запомню… Нужен — княжне.

— Правильно запомнил, молодец. Наклонись-ка.

Мишка склонился к самым губам княгини и услышал едва различимый шепот:

— Нинее поклон передай. От Беаты.

— Едрит тв…

— Что?

— Все исполню, матушка княгиня, в точности!

Княгиня обернулась к мужу:

— Вячеслав Владимирович, отроки еще малы, а вот наставников их: сотника Корнея и…

— Ратник Андрей, — торопливо подсказал Мишка.

— …и ратника Андрея — не пригласить ли на пир?

— Отчего же не пригласить, душа моя? — Князь благосклонно кивнул. — Михаил, от меня вам за представление — гривна. Ступай позови деда.

— Благодарствую, княже.

«А не приходилось ли вам, сэр, в психушке сиживать? Есть три варианта на выбор. Старейшее в Санкт-Петербурге заведение на набережной реки Пряжки, больница имени Кащенко и больница имени Скворцова-Степанова, в просторечии «Скворечник». Ни одно из них, по правде сказать, пока не функционирует, но что такое жалкие несколько веков для неизлечимого психа? Пустяки. Какие замечательные галлюцинации! Зрительные! Слуховые! Какая драматургия, сюжет, интрига! Невестка Владимира Мономаха передает поклон ученице Бабы-яги от какой-то полячки, а пацан в ответ матерится, как докер-механизатор с карантинного причала. Сказка! Нет, права была мисс Скарлетт О'Хара: я подумаю об этом завтра, иначе в самом деле рехнусь!»

С княжеского пира дед вернулся на удивление рано и почти трезвым. Но доволен результатом был так, что еще в воротах начал орать:

— Никифор! Анюта! Михайла! Все сюда, праздник у нас!

На такой зов, естественно, во двор высыпали не только названные, но и все, кто его услышал. Дед победоносно окинул взглядом образовавшуюся небольшую толпу и, задрав бороду, гаркнул:

— Глядите!

Собравшиеся дружно ахнули — на шее у него висела золотая гривна сотника.

— А теперь сюда глядите!

Дед указал пальцем на Немого, и все увидели, что у того тоже висит на шее гривна, только серебряная — десятничья!

— Ха! Корней Агеич! Это дело надо обмыть! — предсказуемо отреагировал Никифор. — Бабы! А ну на стол быстренько соберите!

Пьянка намечалась капитальная, и, хотя за стол его конечно же пустили бы, Мишка решил сачкануть — для понимания произошедшего нужна была информация, а мужики в данный момент для этого совершенно не годились. Мишка дождался, пока все разошлись, пошел к матери.

— Мама, а ты про княгиню много знаешь?

— Кое-что знаю. — Мать подняла глаза от шкатулки с какими-то женскими мелочами и испытующе взглянула на сына. — А тебе что понадобилось?

— Она из какого рода? Мне показалось, что не русская.

— Верно, княгиня Ольга родственница Пястов — ляшских королей.

— Католичка? А как ее до принятия православия звали, не Беатой?

— Не знаю, а зачем тебе?