— Спой, светик, не стыдись! — Продекламировал Мишка.

«Курсанты» отозвались радостным гоготом — басню про ворону и лисицу они от своего старшины уже слышали. Сучок молчал, как убитый.

— Степан, шевельни его! — распорядился Мишка.

Свистнул кнут, Сучок молчал.

— Сильнее!

На этот раз Степан хлестнул со щелчком, до мишкиного слуха донеслось едва слышное мычание сквозь закушенную губу — Сучок боролся за жизнь из последних сил.

— Да что ж вы творите-то?! — Снова подал голос плотник.

Мишка четко развернулся на звук и пообещал:

— Еще раз шумнешь, бью в тебя!

Ответом был шум, знакомый по Турову — зрители шарахались с линии выстрела. Мишка вернулся в исходное положение и скомандовал:

— Степан! Еще раз, не жалей!

В ответ донесся звук удара и голос Сучка:

— Уй! Так тебя, растак! Что б тебе…

Ждать окончания тирады Мишка не стал. Ноги Сучка были растянуты веревками в стороны, поэтому можно было стрелять вниз. Одновременно с ударом болта в бревна мишени, Сучок замолк на полуслове, и снова наступила тишина. Мишка немного подождал, ничего не услышал и упер самострел в землю, собираясь надавить ногой на рычаг.

— Не нужно, Минь. — Остановил его голос Демьяна. — Всё. Спекся лысый.

Первое, что увидел Мишка, сдернув шапку, бессмысленно уставившиеся в одну точку глаза Сучка. Плотницкий старшина бессильно обвис на веревках, борода его мелко тряслась, из рассеченной мочки уха (Степан, действительно, не пожалел) капала на рубаху кровь. Хвостовик болта торчал из бревна между ног Сучка, возле самой промежности.

Нет, старшина плотницкой артели не был ранен выстрелом и не потерял сознания от страха. Просто Сучок, впервые в жизни, столкнулся с еще большим отморозком, нежели он сам.

Собственно, именно такого результата Мишка и добивался. По дороге в Нинеину весь, он не слишком долго ломал себе голову, изыскивая способ разрешения неизбежного конфликта с Сучком. Каким бы опытным скандалистом человек ни был, он готов противостоять кому угодно, только не самому себе. Сумей в точности сыграть скандалиста и возьмешь над ним верх. Оставалось только представить, как повел бы себя Сучок, окажись он на месте старшины Младшей стражи. Мишка подумал-подумал и решил, что такой тип обязательно затеял бы какую-нибудь злую, смертельно опасную игру.

Дальнейшее было делом техники — изобразить старшину-отморозка, окруженного взводом таких же безбашенных парней. В доспехах, при оружии и без пригляда со стороны взрослых. Плюс незнание Сучка об умении Мишки стрелять на слух.

И еще один, но незапланированный Мишкой, плюс. И, это, было очень серьезно — изящество ядовитой змеи, с которым подыграл Мишке Первак. Мишке стало понятно, почему десятник пятого десятка Младшей стражи Первак, во Христе Павел, никогда не кричит на «курсантов» своего десятка. Голос, которым он говорил с плотниками, был голосом человека умеющего и привыкшего убивать, причем, как показалось Мишке, получающего от убийства удовольствие. Такой Первак абсолютно органично вписывался в устроенное Мишкой шоу, это-то и было самым скверным. Мишка играл, Первак жил.

Вечером того же дня Мишка снова встретился с Сучком и двумя его помощниками. Откровенно говоря, он не ожидал, что Сучок придет, но плотницкий старшина оказался на редкость крепок, как телом, так и духом. И вид у него был не злой или пришибленный, как можно было ожидать, а какой-то меланхолично-томный.

Задача перед Мишкой стояла посложнее, чем утром. Заставить себя слушать можно и силой, но вот убедить слушателей в том, что слушают они тебя не зря — дело гораздо более сложное.

Мишка затеплил лампадку под маленькой иконой в углу, сохраняя стол свободным для макета крепости, заменяющего чертежи, расставил корчагу с медом и миски с закуской на сундуке. Посидел, вспоминая времена, когда работал заведующим социологической лабораторией, и воссоздавая настроение беседы с коллегами.

Вошедшие артельщики, повинуясь Мишкиному жесту, поставили на стол части макета, сработанного из глины и деревянных чурок и неуверенно затоптались на месте. Потом заметили икону, сдернули шапки и закрестились.

С христианами, преодоление неловкости первых секунд проблемы не представляло. Мишка тоже осенил себя крестным знамением и громко начал Предначинательную молитву:

— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий…

— Молитв ради, — дружно подхватили артельщики — Пречистой Твоей Матере и всех святых, помилуй нас. Аминь. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе.

Последний раз перекрестившись, Сучок торопливо напялил шапку. Мишка отнесся к этому с пониманием. Повязка на рассеченном ухе, пересекая лысину, сохранившую еще следы ссадин от столкновения с ратниками третьего десятка, придавала внешности плотницкого старшины нелепо комичный вид.

Не давая продлиться паузе, Мишка наполнил медом три чарки, плеснул немного в четвертую для себя и радушным жестом предложил артельщикам угощаться. Помощник Сучка, тот самый, что пытался его защищать, поднял было чарку ко рту, но остановился и вопросительно глянул на Мишку.

— За что пьем… — Он запнулся, раздумывая, как обращаться к мальчишке, но решение нашел быстро: — За что пьем, старшина?

«И не мечтай, хитрец, что я предложу выпить „мировую“. Сучок сам напросился на неприятности, а я сделал то, что должен был сделать, иначе никакой нормальной работы на строительстве не было бы. Нет, мужички, вы мне выстроите именно то, что требуется, да не просто выстроите, а ударными темпами, с энтузиазмом и рационализаторскими предложениями. Потом еще и сами благодарить будете».

— За что-нибудь, мы выпьем потом, когда будет — за что. — Ответил Мишка артельщику. — А сейчас просто примите по чарке, день был хлопотным.

Ни возражений, ни комментариев не последовало. Мишка отхлебнул из своей посудины, дождался, пока выпьют артельщики и предложил:

— Закусите, чем Бог послал. Кому по второй выпить хочется, не стесняйтесь, наливайте, а мне больше не стоит — непривычен по молодости.

Артельщики потянулись за закуской, а Мишка отошел к столу и принялся рассматривать макет. Уже несколько дней он ковырялся в памяти, вспоминая все, что видел, читал и еще откуда-нибудь знал о крепостях, рыцарских замках и прочих подобных сооружениях. Даже на его неискушенный взгляд, в представленный проект можно было внести сразу несколько существенных улучшений, все-таки, XII век не был периодом расцвета крепостного строительства.

Однако, начинать с недостатков не стоило. Когда артельщики, наскоро закусив (по второй наливать не стал никто), подтянулись к столу, он ткнул пальцем в деревянную чурочку, обозначавшую какое-то небольшое строение внутри крепости, и спросил:

— Это что?

— Кузница, — Начал давать пояснения плотник, предлагавший Мишке сказать тост. — Без своей кузницы в крепости нельзя…

Мужик говорил совершенно очевидные вещи, но прерывать его Мишка не стал. Дослушал до конца, задал еще несколько вопросов, на которые получил столь же пространные ответы. Артель свое дела знала, все было толково, логично, но объяснения артельщик давал длиннейшие и занудливые.

Что-то цепляло внимание, беспокоя, как камешек в сапоге, но Мишка никак не мог сообразить, что именно. Перешли непосредственно к оборонительным сооружениям. Тут тоже все было понятно: рвы, земляные валы, на них стены из срубов, заполненных землей, поверх срубов галерея для защитников, накрытая навесом. Теперь пояснения начал давать второй помощник Сучка, еще более подробно и занудно,