почесала ему за ухом, перевернулся за спину и стал валяться.
– Соскучился, – объяснил Виталий Романович. – У меня всегда полно мальчишек и девчонок, только последние дни…
Он замолчал, увидев окровавленные клочья штанины старшего Блинкова. Папа натянул на раненую ногу высокий шерстяной носок, но бинт высовывался из-под него краешком.
– И тебя не пощадили, гады! – взорвался Виталий Романович. – Стреляли?!
– Да никто не стрелял, что вы! – попытался успокоить его старший Блинков. Виталий Романович не слушал:
– Негодяи, негодяи! Ах, Олег, как ты вовремя… Хотя что я говорю, уезжай завтра же! Тебе ребят спасать надо! Я запретил детям ко мне ходить и тебе отправил телеграмму, чтобы ты не приезжал!
– Я не получал телеграмму, – сказал папа. – В чем дело-то?
– Чук и Гек, – непонятно заметил Виталий Романович. – А может, оно и к лучшему… Пойдемте, пойдемте, я все расскажу!
Обняв за плечи Блинкова-младшего с Иркой, Виталий Романович ввел их в большую комнату, которую хотелось назвать залом. Высокая, с двумя люстрами, с камином и десятком светильников на стенах, она вся была увешана старинным оружием!
Блинков-младший так и разинул рот: шпаги, сабли, палаши, кремневые ружья, пистолеты! А еще – какие-то блестящие медные шапки, эполеты с потускневшим серебряным шитьем, форменные пуговицы, нашитые на черные бархатные планшеты, кирасы – нагрудная броня, бабушка бронежилетов.
– Как в музее, – выдохнул он.
– Лучше, чем в музее. Во всяком случае, в нашем, – поправил Виталий Романович. – Я и собираю все это для музея, а им, видишь ли, негде выставить мою коллекцию! У них экспозиция, утвержденная при царе Горохе министром Фурцевой: лапти, прялка, кремневый нож древнего человека, десять самоваров и график повышения надоев… Вот плюну и отдам в Можайск, там с руками оторвут! – ожесточился боровковский Леонардо. – Ладно, ребята, раз вам понравилось, то давайте здесь и попьем чаю. Я вас помню: Ира и Дима, вы меня тоже знаете: Виталий Романович. Церемонию знакомства можно считать состоявшейся, дуйте на кухню, ставьте самовар. Кухня за той дверью, удобства по пути. В ванной газовая колонка; сначала пустите воду, потом газ. Что еще?
– Скатерть, – сказала Ирка, кивнув на голый стол из толстенных темных досок.
– Зачем? – удивился Виталий Романович. – Это не ваша городская фанеровка с полировкой, а русский дубовый стол. По мере загрязнения моется кипятком и скоблится ножом. Вперед, а мы с папой поговорим и его ногу посмотрим.
И он потащил старшего Блинкова к другой двери. Их было в зале четыре: похоже, сюда сходились все коридоры большого дома.
– Минуточку, – остановился папа. – Митек, Ира, вы, как поставите самовар, помойтесь, и не под душем, а в горячей ванне. Надо мороз из костей выгнать. Боюсь, простудятся, – объяснил он Виталию Романовичу. – Шесть часов на дне ямы проспали.
– Какой ямы?
– Да смешно сказать: в километре от города…
И они ушли.
Блинков-младший с Иркой переглянулись и поняли друг друга без слов.
– Но самовар поставить надо, – сказала Ирка. – И в ванну воды налить.
– Ты первая, – предложил Блинков-младший.
– Ага, – согласилась Ирка и юркнула в дверь, за которой скрылись старший Блинков с Виталием Романовичем.
Митек остался один. Было поздно объяснять, что он имел в виду «ты первая ставь самовар, а я первый буду подслушивать». Он поплелся на кухню.
Самовар оказался электрический. Это не то, что обычный, который надо топить шишками. В электрический налил воды и включил… И с газовой колонкой в ванной Блинков-младший легко разобрался, хотя раньше таких не видел. В большой белой коробке, похожей на увеличенный почтовый ящик, тлел голубой огонек, а внизу был рычаг. Блинков-младший сначала пустил воду, как велел Виталий Романович. Повернул рычаг чуть влево – огонек стал меньше. Повернул вправо, и вспыхнули газовые горелки, как в духовке. Бежавшая из крана вода моментально стала горячей.
Блинкову-младшему так захотелось в ней растянуться, так захотелось, что он и растянулся, не дожидаясь, когда наполнится ванна. По спине побежал озноб. Может быть, папа сказал и не вполне научно, зато верно: из костей выходил мороз. Все-таки здорово они намерзлись!
Ванная комната у Виталия Романовича была огромная, не то, что в городских квартирах. А что ему? В своем доме как захотел, так и сделал. И Оружейный зал, и второй этаж, и большую ванную. Да хоть бассейн!… Не сказать, что все это выглядело богато. Блинкову-младшему приходилось бывать в миллионерском особняке. Дом Виталия Романовича там не приняли бы и в сараи. Но все же боровковский Леонардо был не обычным военным пенсионером. Клады он ищет. С миноискателем, – вспомнил Блинков- младший. Похоже, старинное оружие – из этих самых кладов.
– Митек, ты в каком виде? – постучалась Ирка.
Блинков-младший задернул розовую детскую занавеску с утятами и крикнул:
– Входи!
Занавеска колыхнулась от сквозняка.
– Все ясно, – объявила Ирка. – У Виталия Романовича пропал товарищ по прозвищу Ник-Ник, а перед этим он где-то раскопал пушку без цапли…
– Без цапли?
– Ага, без правой. Они так говорили: «пушка без правой цапли». Пушка тоже пропала. Догоняешь, почему Виталий Романович боится? Человек нашел пушку, потом раз – ни пушки, ни человека. Чья теперь очередь?
– Если цапля еще раньше пропала… – начал Блинков-младший.
– Очень остроумно. Я хохочу, – мрачным голосом сказала Ирка. – Тормоз ты, Митяище! Прикинь: Виталий Романыч последний, кто знает про пушку. Его могут убрать как опасного свидетеля! Теперь понял?
– Чего ж не понять? Само собой, если кто видел, как правая цапля бросила пушку и ушла, то левая должна убрать свидетеля. Элементарно, Ватсон.
– Вот привязался к этой цапле! Если ты такой умный, то сам бы и подслушивал, а меня в ванну пустил! – обиделась Ирка. Как будто не сама побежала подслушивать.
Блинков-младший не стал спорить.
– Сейчас выйду, а ты пока проверь самовар. И на стол накрой: это женское дело.
– Тиран, – сказала Ирка, – деспот. Рано я пообещала выйти за тебя замуж!
Митек нырнул в воду и забулькал. Пообещала она! А ее просили?!
Когда он вынырнул, Ирки не было. Сквознячок раскачивал занавеску. И дверь не закрыла, вредина!
Пушка без цапли… Блинков-младший был уверен, что речь идет о старинной, наполеоновской пушке. Ведь тем и славен город Боровок, что французы побросали здесь часть своих обозов и, наверное, пушки.
А что за цапля в таком случае? Какое-нибудь заводское клеймо. Может, на одних орудиях выбивали двух цапель, правую и левую, а на других – по одной. А пушка без правой цапли считается особенно редкой. Ведь у коллекционеров как? Скажем, есть две почтовых марки с одинаковым рисунком, только одна красная, а другая синяя. Красных напечатали миллион, а синих – сто штук, поэтому синие ценятся выше… А может, цапля – совсем даже не цапля, а какая-нибудь железка? Как журавль: есть птица, а есть колодезный журавль, ведра с водой поднимать… Нет, бесполезно гадать. Одно ясно: спрашивать про цаплю сейчас нельзя, а то Виталий Романович с папой сразу догадаются, что их подслушивали.
Мимо ванной прошла Ирка, балансируя постукивающими друг о друга чашками.
– Митек, выметайся!
