наглядности показал генералу вещественное доказательство – Блинкова-младшего. Майор все время держал его на руках, как Мадонна младенца). – Делает ли это честь псковской милиции?! – риторически вопросила мама и замолчала.

Об остальном генерал должен был догадаться сам. Фальшивомонетничество, похищение людей – это опасные преступления. Контрразведка, которая давно занимается борьбой с организованной преступностью, запросто может увести это почти раскрытое дело из-под носа у милиции.

Конечно, дело будет завершено с блеском, присущим нашей контрразведке. А потом начальник контрразведки не упустит возможности сказать самому высокому милицейскому генералу: «Не справляются твои орлы, Федя». А самый высокий милицейский генерал скажет среднему милицейскому генералу: «Что у вас творится, Иван Иванович?! Контрразведка раскрывает ваши преступления да еще и хвастается. Не справляются ваши орлы. Объявляю вам устный выговор».

А псковский генерал – не средний и даже не полусредний. У него всего одна звездочка. Пока этот устный выговор докатится до него, он превратится в выговор с занесением, а то и в отстранение от должности.

И генерал сделал две вещи, которые в таких случаях делают все генералы. Он позвонил начальнику бумажного сыщики и попросил его передать капитану Вкуснятину, что теперь он старший лейтенант Вкуснятин. Потом генерал вызвал «Скорую помощь» и сказал, что ему надо срочно сделать операцию на сердце или в крайнем случае укол витаминов.

– Снимите с майора домашний арест, – попросила мама, которая молча слушала оба разговора.

– Снимаю, – ответил генерал.

– Вы напишите, что снимаете, – упорствовала мама.

– Нет, – ответил генерал, – много чести какому-то старшему лейтенантишке, чтобы я его приказание отменял. Я же отдал приказ по команде.

– Приказ по команде дойдет только завтра, – сказала мама, – сегодня же выходной.

– Нет, – повторил генерал. – Ничего я не буду писать. Я опасно больной человек, в конце концов.

Они посмотрели друг другу в глаза, и мама поняла, что генерал не уступит. А генерал, наверное, понял, что мама не простит. Но, в конце концов, ему было даже приятно иметь врага в столичной контрразведке. Все спецслужбы в мире соперничают друг с другом. От этого они только лучше работают.

– Поехали, – бросила мама своим и ушла не прощаясь.

А Измятый майор спросил:

– Разрешите идти?

Генерал смерил Блинкова-младшего недовольным и оценивающим взглядом. Так смотрят, когда нужно сказать что-нибудь не предназначенное для посторонних ушей. Взрослые определяют, принадлежишь ли ты к разумному или к растительному миру.

Блинков-младший изо всех сил постарался быть похожим на маленького безобидного идиота. Сидя на руках у майора, это было нетрудно. Для верности он хотел пустить слюни, но потом решил, что это будет уже лишнее.

– Ну и зачем ты меня подставил, Саня? – спросил генерал.

Измятый майор, который еще в машине успел пошептаться с мамой, начал без зазрения совести валить все на нее.

– Это Терминатор, а не женщина, товарищ генерал, – сказал он плаксивым голосом. – Видали, сколько орденов?! Я.ее уговаривал подождать до понедельника, чтобы все оформить честь по чести. Я бы передал фотографии тайника своему начальству. Мое начальство передало бы вашим подчиненным. Они доложили бы вам… А она мне даже договорить не дала! «Хорошо, – отвечает, – действуйте. А я до понедельника своими силами разберусь, что там у вас за похитители в Больших Грязюках. Только вы попозже вызовите меня на опознание, когда все трупы откопаете из-под развалин!»

Генерал засмеялся и спросил:

– Ну она хоть ничего? Не вредная? Он, конечно, все понял.

– Да нет, нормальный профессионал, – ответил Измятый майор. – Просто ее довели. Ребенка украсть!

«Ребенок» на всякий случай сделал круглые невинные глаза.

– Иди, Саня, – вздохнул генерал. – Ты хотя бы в этом тысячелетии окончишь свой институт?

– Не обещаю, но постараюсь, – улыбнулся Измятый майор, повернулся, и они вышли прежним порядком: майор своими ногами, а вещественное доказательство Блинков-младший у него на руках.

Мама сняла форменную тужурку и свернула ее орденами внутрь. В белой парадной рубашке с галстуком она была похожа на стюардессу. Если рассказать постороннему человеку, что пять минут назад она так лихо обращалась с генералом, тот ни за что не поверил бы.

– Ну, теперь вы быстро закончите? – спросил маму Блинков-младший.

– Закончим? – удивилась она. – Все еще только начинается!

К генеральской даче с воем подлетала машина «Скорой помощи».

Псковский генерал пережил на своем посту пятерых министров и бесчисленное множество генералов помельче. Поэтому он поступал осторожно, как царедворец. Если Измятый майор с успехом ликвидирует преступную группу Палыча, то генерал доложит своему начальству, что, несмотря на болезнь, всячески содействовал поимке преступников. А если майора ждет провал, генерал скажет, что никаких письменных указаний не давал и вообще был болен.

Для Измятого майора это означало, что до понедельника он оставался и освобожденным из-под ареста, и как бы не освобожденным. Генерал освободил, а какой-нибудь полковник еще не знал об этом. Поэтому майор не мог пользоваться всеми возможностями оперативного работника милиции. Скажем, никто не дал бы ему ни взвод омоновцев с автоматами, ни даже милицейскую машину. Зато оставшейся в Пскове группе майора Столетова было достаточно телефонного звонка. Оперативники, конечно, поверили своему начальнику на слово.

Мама морщилась, плевалась, говорила, что при случае припомнит это псковскому генералу, но на самом деле была довольна. Если бы этим делом занялись все силы милиции, тот же Измятый майор мог бы сказать, что обойдется без нее. А так они делали все на полуофициальном положении, зато вместе.

Квартирка Блинкова-младшего в доме Энниной мамы превратилась в штаб. Входили, выходили и звонили по телефонам полковник, подполковник, майор и приданные силы, как выразилась мама, то есть Капусто и Никифоров. Офицеры разрабатывали операцию, а Блинков-младший сидел с вытянутой ногой, как Наполеон. Только Наполеон любил подставлять под ногу барабан, а для Блинкова-младшего барабана не нашлось, так что пришлось обойтись табуреткой. Кто-то может спросить: а зачем, собственно, такой куче офицеров Блинков-младший? Он свое дело сделал, а теперь начинается их дело, серьезное и опасное. У мамы под мышкой бугрится двадцатизарядный автоматический пистолет Стечкина. Капусто и Никифоров – с «Макаровыми»: у одного газовый, у другого боевой. Измятый майор тоже выпросил себе пистолет у начальника охраны. Иван Сергеевич… Не буду говорить, с чем, потому что полковник не имел права выносить оружие со службы. Если его генерал прочитает мою правдивую повесть, он объявит Ивану Сергеевичу выговор. Так куда Блинкову-младшему соваться в такую компанию со своим револьверчиком?

Отвечаю: само собой никто не собирался вводить его в группу захвата. Но, во-первых, преступление раскрыл он. А офицеры лучше многих понимали, что значит для настоящего сыщика, когда у него из-под носа уводят почти завершенное дело. Когда человек не спал ночей, рисковал жизнью, а ему говорят: «Постой-ка в сторонке, мы сейчас этих преступников упакуем в лучшем виде!» Нет, ни один оперативник никогда не подложил бы своему коллеге такую свинью. А в этом деле как-никак Блинков-младший работал на равных со всеми и даже получше многих.

Между нами говоря, была еще одна причина тому, что его взяли в операцию. Мама, как и все родители,