— Чтобы его люди познакомились с местностью.
— Вот именно, — Шнырок хлебнул еще вина. — Недавно еще одно семейство не вернулось со Встречи. Именно так Фэкс приобрел в собственность холд Кеож.
— Это, значит, уже…
— Уже четыре.
— Понятно…
Тут Робинтон заметил, что Шнырок все еще дрожит, несмотря на вино и очаг.
— Послушай, Шнырок, дай я с тебя хоть сапоги сниму. Они, похоже, мокрые.
— Ты — единственный человек, которому я могу даровать привилегию снимать с меня сапоги, — отозвался неунывающий Шнырок.
Он задрал левую ногу, а Робинтон, повернувшись к нему спиной, ухватил скользкую кожу. Шнырок тут же уперся правой ногой в седалище Робинтона.
— Я знаю многих, кто был бы счастлив дать пинка главному арфисту Перна! — хихикнул он.
И пихнул-таки Роба — разумеется, только затем, чтобы помочь снять с себя промокший сапог.
Вопреки неутешительным вестям, что принес Шнырок, Фэкс снова притих. Судя по всему, он сейчас довольствовался тем, что объезжал разросшиеся границы своих владений и, как саркастически выразился Шнырок, «уговаривал» зависимых холдеров работать побольше.
Непозволительно для мастера-арфиста раздумывать лишь о том, что предпримет дальше Фэкс. Надо было управлять цехом, со всеми его проблемами и повседневной рутиной. Особенно важным это стало сейчас, когда предубеждение против арфистов неуклонно усиливалось. Однако, услышав, что Неморт'а только что успешно поднялась в брачный полет с Сайманит'ом, Робинтон отправил поздравления и лично посетил Ф'лона. Ф'лон, похоже, был крайне доволен собой.
— Как тебе это удалось? — спросил Робинтон, наполняя два стакана из меха с бенденским вином, которое принес Ф'лон, чтобы отметить событие.
— Ну, сперва пришлось долго морить их обеих голодом. Никогда бы не подумал, что драконья королева может быть такой упрямой. Чтобы отобрать у нее жратву, понадобились все бронзовые драконы. Она выбиралась из Вейра по ночам и отправлялась на охоту.
— Кто? Йора или Неморт'а?
Ф'лон растерянно уставился на Роба, потом расхохотался.
— Ну конечно, я говорил о Неморт'е! Что до Йоры, полагаю, у нее по всему Вейру припрятано съестное, потому что ее нам так и не удалось заставить похудеть до приемлемых габаритов. Но Неморт'а доставила нам куда больше забот. Верно говорят: каков дракон, таков и всадник. Однако нам удалось помешать ей обожраться в очередной раз, когда она сделалась ярко-золотой. Ох, и стервозна же она в полете!
Ф'лон потряс головой, на лице его появилась странная ухмылка.
— Но Сайманит' себя показал! Догнал ее и сделал все как надо.
Он шумно выдохнул.
Робинтон едва не заржал, но сдержался, хоть и не без труда. Интересно, как Ф'лон в такие моменты управляется со своей неповоротливой супругой? Впрочем, есть вещи, которые обсуждать не следует, даже с таким добрым другом, как Ф'лон.
— Так она должна отложить кладку зимой?
— Если она ее вообще отложит!
— Яиц может оказаться втрое больше, чем в прошлый раз.
— И они нам вот как понадобятся — все до единого!
Ф'лон осушил бокал и разбил его о край очага. Робинтон, хотя ему и жаль было двух красивых бокалов, последовал его примеру.
— Я сам прилечу за тобой, когда подойдет время Запечатления. Оба моих сына будут в нем участвовать.
К тому времени, как Робинтон сообразил, что младшему из них исполнится всего десять, Ф'лон уже был за порогом.
— Ну что ж, в конце концов, он — предводитель Вейра, — пробормотал себе под нос Робинтон. — А драконы сделают правильный выбор.
Он очень на это надеялся.
На той неделе к нему пожаловал еще один, совершенно неожиданный гость, и визит этот имел не менее неожиданные последствия.
В дверь его покоев постучалась Сильвина.
— К тебе двое гостей, Роб, — сказала она, широко улыбаясь, и распахнула дверь, чтобы впустить их.
Робинтон немедленно поднялся, приветствуя вошедших: седовласого мужчину и ужасно неуклюжего, застенчивого паренька с круглыми глазами, такими испуганными, что Робинтон постарался улыбаться как можно радушнее. Мужчина подтолкнул паренька вперед. На руке мужчины не хватало двух пальцев. Он поклонился мастеру-арфисту с большим достоинством.
— Ты меня, должно быть, не помнишь, — сказал он, — однако я свою кузину Мерелан никогда не забывал.
Покалеченная рука, низкий голос, загорелое, обветренное и смутно знакомое лицо — все это и в придачу тяжелые сапоги помогли Робинтону отгадать загадку.
— Ранту?!
— Ага! — И пришелец расплылся в широкой улыбке. — Ранту из глухого леса. Надо же, ты еще помнишь мое имя — а ведь столько воды утекло!
Робинтон энергично потряс протянутую руку и пригласил обоих садиться, жестом попросив Сильвину принести угощение.
— Да, сколько времени прошло! И не счесть, сколько Оборотов! — сказал Робинтон. — Я до сих пор помню то лето, и море, и всех моих кузенов — я даже не подозревал, что их столько!
— Я слыхал, Мерелан померла, и уже довольно давно, — сказал Ранту, слегка помрачнев. — Я помню, как она временами пела на Встречах в Южном Болле.
— У тебя был прекрасный голос — она частенько его вспоминала.
— Да ну? — Старик просиял. Парень заерзал в кресле, не зная, что ему делать и как себя вести.
— Честное слово, — дружелюбно сказал Робинтон и слегка развернулся к мальчику, показывая, что он тоже может принять участие в беседе.
Ранту прокашлялся и подался вперед.
— Ну, я, собственно, за этим приехал.
— Как так?
— А вот так. — Ранту взял парнишку за плечо. — Это мой внук, Сибелл. Он умеет петь. Я хочу, чтобы он стал арфистом — ежели таланту хватит, конечно.
— Так это же прекрасно, Ранту!
— Ему тут будет лучше, куда лучше, чем в лесах. Я ведь не забыл твоего отца, знаешь ли, — лукаво усмехнулся Ранту. — Похоже, он был о нас не слишком высокого мнения.
— Ну, что ты…
— Э-э, не пытайся приукрашивать правду, парень — то есть, прошу прощения, мастер-арфист…
Ранту внезапно сообразил, что не по чину ему делать замечания такой важной персоне.
Робинтон рассмеялся.
— Ему просто было обидно потерять такой многообещающий дар!
— Я хочу, чтобы у Сибелла было будущее, — сказал Ранту. — Парень шустрый, уже сейчас играет на свирели, которую сам сделал, и на нашей старой гитаре. Все обучающие песни и Баллады он уже выучил назубок. Своего арфиста у нас там нет — больно холд маленький, — но я позаботился, чтобы Сибелл научился всему, чему можно было.
Робинтон обернулся к мальчику. Тот сидел как на иголках и, когда мастер-арфист посмотрел на него, вздернул голову. Паренек был такой же загорелый, как и дед, с копной выгоревших на солнце волос и