времен, и дивлюсь я этому. Ныне остыло мое сердце, хоть и нет в нем радости. И потому я уплачу выкуп за себя: можешь остаться здесь, если желаешь. Но вот что скажу я к этому: тот, что выпустил стрелу, должен сломать свой лук и стрелы и положить их к ногам моего сына; и не должен он более брать в руки стрелы или ходить с луком. Если он сделает это, он умрет от лука и стрел. Такое проклятие налагаю я на него.
Андрог устрашился, услышав это проклятие; и, хотя и с великой неохотой, сломал он свой лук и стрелы и положил их к ногам мертвого гнома. Но, выходя из комнаты, он злобно покосился на Мима и проворчал:
- Говорят, проклятие гнома живет вечно; но и проклятье человека может найти свою цель. Чтоб ему умереть со стрелой в горле![17]
Ту ночь они провели в зале. Им не давали спать причитания Мима и Ибуна, его второго сына. Они не заметили, когда гномы замолчали; но когда они наконец проснулись, гномы исчезли, и дверь в комнату была завалена камнем. Утро снова было ясное; изгои умылись в пруду, радуясь солнцу, и приготовили еду из того, что у них было; и, когда они ели, перед ними вдруг появился Мим.
Он поклонился Турину.
- Он ушел, все сделано как надо, - сказал он. - Он покоится со своими отцами. А мы остались жить - обратимся же к жизни, хоть, быть может, и немного нам осталось жить. Нравится ли тебе дом Мима? Считаешь ли ты, что выкуп уплачен и принят?
- Это так, - ответил Турин.
- Тогда можешь устраиваться, как тебе угодно, все здесь твое, кроме той запертой комнаты: в нее не должен входить никто, кроме меня.
- Мы слышали тебя, - ответил Турин. - Но что до нашей жизни здесь: мы в безопасности - или так кажется; но ведь нам нужно добывать пищу и многое другое. Как же нам выходить отсюда - или, тем более, как нам возвращаться обратно?
Мим расхохотался гортанным смехом, и изгоям это не слишком понравилось.
- Боитесь, что попали в паутину к пауку? - сказал он. - Мим людей не ест! Да и пауку не справиться с тридцатью осами за раз! Смотрите, вы все при оружии, а я стою перед вами беззащитный. Нет, нам с вами придется делиться всем: и жильем, и едой, и огнем, а может быть, и другой добычей. Думается мне, что дом этот вы будете стеречь и хранить в тайне ради своего же блага, даже когда узнаете дорогу внутрь и наружу. Вы ее запомните со временем. А пока что Миму или его сыну Ибуну придется вас провожать.
Турин кивнул и поблагодарил Мима; большинство людей Турина были очень рады: в лучах утреннего солнца, в разгар лета, пещера казалась приятным жилищем. Только Андрог был недоволен.
- Поскорее бы нам запомнить все входы-выходы, - ворчал он. - Не случалось нам прежде сидеть, как в плену, не смея лишний раз выйти.
Весь день они отдыхали, чистили оружие и чинили доспехи - у них еще оставалось еды на пару дней, а Мим добавил им из своих запасов.Он одолжил им три больших котла и дров, и приволок мешок.
- Дрянь, мусор, - сказал он. - Воровать не стоит. Так, корешочки.
Но когда изгои сварили эти коренья, они оказались вкусными, похожими на хлеб - изгои обрадовались им: они давно соскучились по хлебу, а добыть его они могли только воровством.
- Дикие эльфы их не знают; Серые эльфы их не нашли; а гордецы из-за Моря чересчур горды, чтобы рыться в земле, - сказал Мим.
- А как они называются? - спросил Турин.
Мим глянул на него исподлобья.
- Название у них есть только на гномьем языке, а ему мы не учим, - сказал он. - И мы не станем учить людей искать их: люди жадные и расточительные, они станут копать, пока все не погубят; а теперь они шляются по глуши, а про корешки ничего не знают. От меня ты больше ничего не узнаешь; но я буду давать вам сколько надо, если вы не станете подглядывать и воровать.
Он снова рассмеялся гортанным смехом.
- Это великое сокровище, - сказал он. - Голодной зимой они дороже золота: их можно запасать, как белка запасает орехи, и мы уже собираем первый урожай. Но дураки же вы, если думаете, что я не расстался бы с мешком этого добра даже ради спасения собственной жизни.
- Так-то оно так, - сказал Улрад (это он заглянул в мешок, отобранный у Мима), - однако ты все же не захотел расстаться с ним, и после твоих слов я живлюсь этому еще больше.
Мим обернулся и мрачно посмотрел на него.
- Ты из тех дурней, о ком по весне никто не пожалеет, если они не переживут зиму, - сказал он. - Я ведь дал слово, и вернулся бы, волей-неволей, с закладом или без заклада, - и пусть себе человек, не знающий ни закона, ни совести, думает, что хочет! Но я не люблю расставаться со своим добром по чьей-то злой воле, будь то хотя бы шнурок. Думаешь, я забыл, что ты был среди тех, кто наложил на меня путы и удержал меня, так что мне не пришлось проститься с сыном? Когда я буду раздавать земляной хлеб, тебе я не дам - пусть твои товарищи делятся с тобой, если хотят, а я не стану.
И Мим удалился; но Улрад, оробевший при виде разгневанного гнома, сказал ему в спину:
- Ишь, гордый какой! Однако же у старого мошенника в мешке было что-то потверже и потяжелее, хоть с виду точно такое. Может, в глуши можно найти не только земляной хлеб, но и кое-что другое, чего эльфы тоже не нашли, а людям знать не положено![18]
- Может быть, - сказал Турин. - Но в одном гном не солгал - это когда назвал тебя дураком. Зачем тебе говорить вслух все, что думаешь? Молчал бы лучше, раз уж любезные речи не идут у тебя с языка - так было бы лучше для всех нас.
День прошел спокойно. Никому из изгоев не хотелось выходить из убежища. Турин шагал взад-вперед по лужайке на уступе; он смотрел на восток, на запад и на юг и дивился, как далеко отсюда видно в ясную погоду. Обернувшись на север, он различал Бретильский лес, взбирающийся по склонам Амон Обель, что стояла посреди него; и глаза Турина все время обращались туда - он не знал, отчего: сердце влекло его скорее на северо-запад, где, как казалось ему, он мог за многие и многие лиги различить вдали, на краю света, Тенистые Горы, ограждавшие его дом. Но вечером, когда алое солнце опускалось в дымку над дальними берегами, Турин устремил свой взор на закат, туда, где скрывалась в глубокой тени Долина Нарога.
Так Турин сын Хурина поселился в чертогах Мима, В Бар-эн-Данвед, В Доме Выкупа.
[Историю Турина от прихода в Бар-эн-Данвед до падения Нарготронда см. 'Сильм', а также Приложение к 'Нарн и хин Хурин', см. ниже]
Возвращение Турина в Дор-ломин
Наконец, измученный спешкой и дальней дорогой (ибо он без отдыха прошел более сорока лиг) Турин в первый морозный день достиг заводей Иврина, где некогда был он исцелен. Но теперь на месте озера была замерзшая лужа, и Турин не смог снова напиться из него.
Оттуда вышел он к перевалам, ведущим в Дор-ломин [19]; с Севера налетела жестокая метель, и дороги завалило снегом, и пути стали опасны. Двадцать лет и три года прошло с тех пор, как Турин шел этой дорогой, но он отчетливо помнил каждый шаг - так