Кэрол подвергла его тщательному осмотру.

– Видно, что у тебя оттопыривается под левой рукой, если присмотреться. Но ты же вообще любишь носить пиджаки свободного покроя.

– Итак, рассказываю по порядку. Эта красотка вплыла в комнату и уселась на стул, скрестив свои великолепные ноги. Затем она полезла в карман за мелочью, вытащив на свет туго перетянутую пачку денег, которой можно было заткнуть пасть бегемоту. Затем она склонилась над столом и принялась считать стодолларовые бумажки.

Кэрол встала в позу, спросив:

– Что же было нужно этой шлюхе?

– Ах, да, после всех расчетов она сказала, что хочет, чтобы я убил человека.

– Ты согласился?

– Да, завтра, после обеда. Шутника нужно наказать. Понимаешь, я получил задание. Я специализируюсь на убийстве плохих парней. Закон бессилен что-либо поделать с ними. У них всюду есть связи. Поэтому я выступаю в роли санитара. Я очищаю от них мир, как рыцарь, убивающий огнедышащего дракона. Мне за это платят, и шикарные блондинки благодарны мне за это.

– А этот плотоядный взгляд почти убедил меня.

– Пройдись на холм и увидишь, на что я способен, как только я немного освою эту штуку. Даттон говорит, что и целиться даже не нужно. Достаточно нажать на курок. Где Бак? Я не хочу, чтобы он находился на линии огня.

– Лиз Тернер забрала целый выводок детей на ярмарку.

– Очень благородно с ее стороны.

Взяв с собой три коробки патронов, кусок простыни и бечевку, Сэм пошел к дереву и обвязал его простыней, имитируя корпус человека. Он нацарапал сердце на левой стороне мишени. Сперва он был просто ошеломляюще медлителен и неточен. При выстреле револьвер издавал густой, утробный звук. Он сделал порядка двадцати выстрелов на точность.

Кэрол вышла на холм и сказала:

– Ты похож на южноамериканского революционера, дорогой.

– С этой штукой не так легко управляться, как я думал.

– Почему ты стреляешь с такого близкого расстояния?

– Эта штука предназначена для ближнего боя. Не знаю, насколько я готов к показательной стрельбе, но все же попытаюсь.

– А это что?

– Сердце.

– Слишком маленькое, и его нужно начертить ближе к середине.

– Ладно, не командуй. Я стою здесь, вполоборота от мишени, как будто ничего не случилось. А ты подашь мне команду: «Давай».

– Давай!

Он ловко выхватил револьвер и, развернувшись лицом к мишени, пять раз нажал на курок.

Две пули попали в область живота, а три кучно расположились в грудной области.

– Ого, – воскликнула она, – ни разу не промахнулся.

– Угу.

Кэрол слегка побледнела и судорожно сглотнула.

– У меня, должно быть, слишком живое воображение, дорогой, но это выглядит так ужасно, как будто ты стрелял в живого человека.

– Оно и предназначено для этого. В нем нет ничего романтического. Его цель убивать людей. У этой штуки максимальная убойная сила для этого класса оружия.

Он перезарядил револьвер.

– Хочешь попробовать?

– Нет, лучше не надо.

– Ну как, ты лучше себя чувствуешь после этого?

– Да, Сэм, да. Однако трудно представить тебя… Я хотела сказать…

– Понимаю. Любящий, добрый старина Сэм. Даттон тоже осознает это. Поэтому он намекнул мне кружным путем. Сказал, что во время второй мировой войны и войны в Корее армия сталкивалась со случаями, когда солдаты отказывались стрелять, мотивируя это принципами христианской морали. Он говорил, что таким образом они испытывали полицейских. Выбирали дюжего парня, с хорошей реакцией и хорошими показателями стрельбы в тире. Но когда доходило до настоящего дела, то все зависело от него: выстрелит он в человека или в противном случае сам отправится на тот свет. Я не знаю, смогу ли я. Действительно не знаю. Я могу изрешетить пулями это дерево совершенно хладнокровно. Но если передо мной будет человек из плоти и крови.., не знаю. Если бы у меня был боевой опыт, то уверен, что смог бы. Мне нужно добиться автоматизма движений, тогда, я думаю, что, выхватив револьвер и прицелившись, я наверняка нажму на курок.

Кэрол окинула его изучающим взглядом.