командный центр в Париже работает даже лучше аналогичных центров в Лондоне и Вашингтоне. Причина такого положения вещей лежала, как говорится, на поверхности — инфраструктура в Париже проще, а сама организация значительно меньше. Как сказал один чиновник, «здесь легче обмениваться информацией, потому что нужная папка всегда находится или в соседнем кабинете, или в комнате прямо по коридору».

Меня быстро ввели в курс дел и сразу же направили на совещание высшего руководства. Какой-то армейский генерал обратился ко мне по-английски:

— Доктор Кросс, буду с вами откровенен, мы не исключаем возможности того, что происходящее является составной частью джихада, то есть действий исламистских террористов. Поверьте, они достаточно хитры, чтобы разработать и осуществить такого рода план. Не исключаю, что они могли придумать и Волка. В таком случае становится понятным и требование выпустить на свободу заключенных. Вы со мной согласны?

Я промолчал. Не произнес ни слова. Да и что я мог сказать? «Аль-Каида»? Волк — прикрытие «Аль- Каиды»? Неужели французы действительно верят в это? И если так, то что мне здесь делать?

— Как известно, точки зрения наших стран на перспективу связи между исламистскими террористическими организациями и нынешней ситуацией на Ближнем Востоке не совпадают. Мы полагаем, что джихад в целом не является войной против западных ценностей. Это комплексная реакция против тех лидеров мусульманских стран, которые отказались принять радикальный ислам.

— Тем не менее четырьмя главными целями радикальных исламистов являются Соединенные Штаты, Израиль, Англия и Франция, — напомнил я с места. — И какие же города выбрал так называемый Волк? Вашингтон, Тель-Авив, Париж и Лондон.

— Пожалуйста, доктор Кросс, давайте смотреть на вещи шире. Вы, несомненно, знаете, что многие бывшие офицеры КГБ имели тесные связи с режимом Саддама Хусейна в Ираке. Все не так просто, как может показаться на первый взгляд.

Я кивнул:

— Да, конечно, я и стараюсь смотреть на вещи шире. Но должен сказать, что пока за угрозами Волка исламистские террористы не просматриваются. Мне уже приходилось иметь с ним дело. Поверьте, он не разделяет исламские ценности. Он нерелигиозный человек.

Тем же вечером я прошелся по Парижу, чтобы самому оценить ситуацию в городе. Повсюду вооруженные солдаты. На площадях — танки и джипы. Прохожих очень мало, а на лицах тех, кто все же рискнул выйти, встревоженное выражение.

Пообедать я зашел в одно из немногих открытых заведений — ресторан «Оливадес» на авеню Сегюр. В зале было тихо и почти безлюдно, что и требовалось, учитывая обстоятельства: близкое к осадному положение города и мое собственное, вызванное разницей во времени и недосыпанием.

После обеда я прогулялся пешком, думая о Волке и Томасе Уэйре. Волк убил Уэйра намеренно. Париж он тоже выбрал по какой-то определенной причине, так? Какое значение имеют для него мосты? Не в них ли ключ? Что это за ключ? Что символизируют для Волка мосты?

Странно и грустно бродить по Парижу, сознавая, что враг может нанести удар в любую минуту. Меня прислали сюда для того, чтобы отвести опасность, предотвратить самый худший вариант развития событий, однако следовало признать — никто не представлял, с чего начать, никто не располагал сведениями относительно личности Волка или его местонахождения. Он жил здесь одиннадцать лет назад. И тогда с ним что-то случилось. Что-то очень плохое. Что?

Я шел по роскошному району французской столицы, любуясь широкими улицами, просторными тротуарами и старинными, прекрасно сохранившимися каменными зданиями. Мимо пронеслась и исчезла за поворотом, мигнув красными огнями, машина. Люди покидают Париж? А потом, в самый неожиданный момент, — бабах! И поминай как звали.

Самое страшное заключалось в том, что именно наиболее пессимистический вариант выглядел не просто вероятным, но и практически неизбежным. И на сей раз речь шла не только о мосте.

Вернувшись в отель, я позвонил детям. В Мэриленде было шесть часов вечера, тетя Тайя, наверное, накрывает на стол.

Ответила Дженни:

— Bon soir, мсье Кросс.

Что это с ней?

Я не успел ответить, как она засыпала меня кучей вопросов, которые, похоже, приготовила заранее. Между тем Деймон взял трубку параллельного телефона и присоединился к сестре. Очевидно, они хотели уменьшить напряжение, которое все мы испытывали.

Посетил ли я уже собор Парижской Богоматери? Не встретил ли там Квазимодо (ха, ха!). Видел ли знаменитых, пожирающих друг дружку горгулий?

— Нет, в башнях Галереи Сказочных Зверей я еще не побывал. Между прочим, я здесь работаю, — удалось вставить мне.

— Мы знаем, папа, — сказала Дженни. — Просто стараемся не загружать тебя. Мы скучаем по тебе, — шепнула она.

— Да, папа, мы скучаем по тебе, — добавил Деймон.

— Je t'aime,[5] — закончила разговор Дженни.

Через пару минут я снова был один в пустой комнате отеля, в центре города, над которым сгущалась угроза смерти.

Je t'aime aussi.[6]

Время шло, часы тикали. И под стать им стучало мое готовое взорваться сердце.

Утром мне назначили напарника, детектива французской национальной полиции по имени Этьен Марто — невысокого роста мужчину, жилистого и проворного, отзывчивого и вполне компетентного. Однако у меня сложилось впечатление, что перед ним поставили задачу не помогать, а присматривать за мной. Это было настолько контрпродуктивно, настолько глупо, что уже начинало бесить.

Вечером я позвонил в офис Рона Бернса и сказал, что возвращаюсь. Мне отказали! И кто! Тони Вудс! Он даже не передал мою просьбу боссу. Тони напомнил, что Томас Уэйр и Волк, вероятно, встречались в Париже.

— Я не забыл, — ответил я и повесил трубку.

И снова отчеты, рапорты, доклады — горы бумаг, собранных национальной полицией. Я искал связь с Томасом Уэйром или даже ЦРУ. Старался смотреть на вещи шире и не выпускать из виду исламских террористов.

Детектив Марто в меру сил помогал, но дело шло медленно, а француз слишком часто устраивал перерывы на сигарету и кофе. Мной все сильнее овладевало отчаяние, я чувствовал, что понапрасну трачу время. В конце концов у меня просто разболелась голова.

Около шести мы собрались в кризисном центре. Чертовы часы никак не останавливались. Кто-то сказал, что сейчас позвонит Волк. В комнате нарастало напряжение, среди собравшихся царило пессимистическое настроение: мы все чувствовали, что нами манипулируют, что нас держат за дураков. Уверен, похожая атмосфера была и в Вашингтоне, и в Лондоне, и в Тель-Авиве.

Внезапно мы услышали голос. Как всегда, искаженный фильтрами. Знакомый. Надменный.

— Извините, что заставил ждать, — сказал Волк, и мы все услышали в его голосе плохо скрытое презрение.