Интересно посмотреть на эволюцию самого писателя.
Талантливый ученый и талантливый писатель - редкое сочетание. В данном случае оно налицо. Сочетание это видишь не только в исторической прозе Дмитрия Балашова. Его исследования по обряду северной свадьбы, его фольклорные труды несут в себе и несомненный художественный заряд. Читателю полезно знать, что прежде чем стать писателем, Балашов немало поработал в Институте истории, языка и литературы Карельского филиала АН СССР фольклористом, имеет ученую степень кандидата филологических наук, ездил и ездит по сей день в экспедиции по северной и центральной России. Знать о том, что у популярного ныне исторического писателя есть такие книги, как 'История жанра русской баллады', 'Сказки Терского берега Белого моря', 'Русские свадебные песни'. Что он стал заниматься своими героями вначале как ученый-историк, прежде чем они обрели художественные характеры в прозе. Но и ученые труды можно писать по-разному. Можно писать сухим, мертвым, наукоподобным языком, а можно писать так, как писали Бахтин, Конрад, как пишет сегодня Аверинцев, как писал Лихачев. Не проводя никаких сравнений, напомню все же высказывание Федора Абрамова об академике Дмитрии Лихачеве: 'Читать Лихачева - наслаждение. Его язык, его стиль - это всегда сплав исключительно точного и емкого слова ученого со скупой, но страстной и взрывчатой образностью публициста-патриота'. К такому же типу художественно- значимых научных произведений отношу я фольклорные изыскания Дмитрия Балашова. Художник, он сегодня победил в себе ученого, но, ученый, он и сегодня поверяет каждое слово, сказанное художником. В книгах своих он дает нам органический строй речи того времени, о котором пишет, не перегружая наше сознание архаизмами, но и не нарушая законов построения разговорного языка XIV столетия. Произведения его в целом принадлежат не только литературе, но и истории, и фольклористике, и этнографии, всей культуре.
Каждый из нас должен знать историю своего народа. Это необходимо хотя бы для того, чтобы определить свое место в нашей действительности. Может быть, нравственный долг перед народом и заставил ученого Балашова стать писателем Балашовым, разбудил в нем его художественный дар. Как говорит сам автор книг: 'Рассказывая друзьям эпизоды из истории допетровского времени, я нередко сталкивался с полным незнанием этого периода. Их винить было трудно. В специальные книги не каждый заглянет, они и написаны не на широкого читателя, а художественная литература долгое время Русь XIV-XV веков обходила стороной. Может быть, повинны в этом историки. Для них не все было ясно, нередко возникали противоречивые суждения. Первая моя повесть 'Господин Великий Новгород' появилась как-то внезапно. Я был свидетелем находок в Новгороде берестовых писем экспедицией члена-корреспондента АН СССР В.Д.Янина, часто беседовал с ним о новгородской вечевой республике. Так постепенно у меня сложился образ ее, который, откладываясь в мозгу, грозил прорваться во что-то. Этим 'что-то' стала повесть'.
Повесть - о тяжелейшей Раковорской битве, о простых новгородцах, выигравших ее.
Главный герой повести - купец новгородский Олекса Творимирич. А купец в те времена - это значит и воин: не так просто было перевозить товары, любителей пограбить хватало с лихвой. Это значит и путешественник, первооткрыватель земель и народов. Как-то забываем мы, что вместе с военными дружинами, с казацкими отрядами, а часто и до них, шли на новые земли купцы, и немало страниц в истории открытия Сибири и европейского Севера было написано твердыми руками таких вот Олекс Творимиричей. Соскучился купец по жене, по детям своим, возвращается от немцев в столь любезный сердцу Господин Великий Новгород. Но и дома не до отдыха - товар надо продать выгодно, новые сделки заключить, да следить за делами в самом городе: от того, чья возьмет в бесконечной борьбе княжеских партий, зависит и торговая судьба Олексы Творимирича. Но еще больше судьба его и судьба его детей, судьба посадников, тысяцких, всего Нова Города зависит от победы над рыцарями, решившими положить конец могуществу свободолюбивой новгородской республики. Тяжело доставалась эта победа. Слишком не по-военному развивался этот древний русский город, слишком много сил отдавал не единству, а разобщенности, не войне, а торговле, не централизации, а автономии.
Счастье оказалось на стороне воина Олексы Творимирича, но сколько близких ему людей погибли в Раковорской битве, скольким еще предстояло погибнуть за новгородскую вольницу! И хоть доводилось новгородским ушкуйникам в самую пору ордынского ига доходить на своих быстрых суденышках до Астрахани, самого центра ордынских земель, а все ж видит писатель и в победе трудной - начало будущего неизбежного заката вечевой республики, отвергающей для себя за ненадобностью идею стать новым после Киева объединителем земель русских. И потому '...в белый траур одет Новгород Великий. Служат отходные в Софии, у Святого Николы, у Ильи, Бориса и Глеба...'
Потому чувствуется печаль писателя по своим героям, по их вольному характеру, гордой походке свободного гражданина.
В повести 'Господин Великий Новгород', при всем ее несомненном историзме, нет пока еще исторических героев, не затронуты характеры людей, оставшихся символами той эпохи. Первая попытка разобраться в исторической личности, попробовать отделить индивидуальное в ней от предопределенного эпохой, противоречия личности от противоречий в государстве, - это роман 'Марфа-посадница'. Так же, как и в повести, шумит в нем ремесленный люд, многочисленны эпизодические герои, но есть уже попытка воссоздания крупных ярких характеров Ивана III и Марфы-посадницы. Воссоздания на основе исторической истины, без тенденциозного возвышения любой из этих незаурядных в русской истории фигур. Конечно, можно было, заведомо зная прогрессивную роль Москвы в столкновении ее с Новгородом, отдать предпочтение Ивану III как собирателю Руси. И так же можно было, зная жестокий характер властителя Древней Руси, отдать свой писательский голос борцу за республику, за вольные права каждого из новгородцев, к тому же женщине, Марфе-посаднице, этой новгородской Жанне д' Арк.
Дмитрий Балашов отдал и на этот раз свой голос правде. Как пишет в небольшой вступительной статье В.Д.Янин: 'Достоверность повествования Дмитрия Балашова зиждется на сочетании несомненного художественного таланта автора и пытливого ученого. Известный фольклорист, знаток народного быта, Дмитрий Балашов тщательно исследовал все источники по истории Новгорода письменные и археологические. Он в курсе старых и новых концепций русской истории, анализ которых дает основу его собственного видения прошлого, нигде не вступающего в противоречие с известными сегодня русскими древностями'. И дальше замечает очень точно: 'Она (книга. - В.Б.) может показаться произведением совершенно нового жанра. Ее действительными героями оказываются не те вполне конкретные люди, которые действуют, размышляют, страдают, радуются, говорят в романе, а представленные этими людьми исторические категории: Новгород, Москва, боярство, ремесленники, холопы, крестьяне, церковь, искусство. Однако необычность жанра книги сродни обычности древнейшего жанра русской литературы - летописания, в котором главным героем является сам процесс исторического развития'.
И потому он видит субъективно неприятные черты характера Ивана III, и видит всесильное, не такое уж доброе торговое могущество Марфы Борецкой. Не случайно один из новгородских бояр в начале романа говорит, что 'Марфа уже и все Белое море под себя забрала. Торопитце!'.
Да, сумела Марфа в какой-то момент оказаться выше своих эгоистических интересов, отдать спасению народа все: себя, детей, имущество свое, как испокон веку поступали лучшие русские люди. Потому и осталась в памяти народной. Но, как и другой более поздний любимый герой Дмитрия Балашова, Михаил Тверской, Марфа Борецкая - фигура заведомо трагическая. Так опять историк вступает в спор с художником. И Михаил Тверской, и Марфа Борецкая, при всей их субъективной притягательности, личном мужестве, высокой нравственности, недюжинном таланте, - были не нужны по объективным закономерностям своей эпохи, оказались или героями преждевременными, как Михаил Тверской, или сторонниками тупиковой, заранее обреченной на поражение сепаратистской идеи развития Руси.
Роман 'Марфа-посадница' посвящен одному из важнейших событий русской истории - подчинению Новгорода великокняжеской власти, включению вечевой республики в жесткую централизованную систему Московской Руси.
Автор в подробностях доносит до читателя быт древнего города, его язык, детали одежды, оружия. Он словно бы сам побывал на улицах Нова Города, встречался с Борецкой, хаживал по всем пяти его концам.
Прекрасно передано в этих двух книгах настроение народа перед битвами: одно - перед сражением с иноземцами, другое - неуверенное, а то и скептическое - перед битвой с московским воинством. И пусть новгородцы больше пугали Москву сближением с Литвой, чем действительно с ней объединялись, а
