Так и у меня. Сначала, когда писал 'Привычное дело', имел в виду одного земляка, потом другого, дальше еще. Три-четыре, не больше. Но вместе-то получался совсем иной художественный герой. Скажем, Костя Зорин из 'Воспитания по доктору Споку' - это я сам, мое отношение к жизни, а Иван Африканович - частично я сам, частично другие люди. Всегда ведь берешь из окружающей тебя жизни детали характера, какие-то особенности. Я всех их помню хорошо.

В. Б. Когда ты взялся за роман 'Все впереди', поднял такую острую тему, ты чувствовал, что будет большой скандал вокруг него?

В. Белов. Конечно, чувствовал. Я знал, чем это обернется. Но дело-то было сделано. И сейчас вновь издали. Значит, надо нашему читателю. Я уверен, русская литература еще не раз вернется к этой теме. Бесстрашно вернется, особенно на нынешнем материале. И я чувствую себя в некоторой степени первопроходцем. Горжусь этим. А вот что будет дальше с нами со всеми, со страной нашей, с народом - неизвестно еще никому. Хочется верить в возрождение, а может, нас совсем доконают? Не знаю. Но есть же еще живые силы. Есть живые люди. Даже молодежь есть, которая не даст доконать себя совсем. Мы еще поживем.

В. Б. По характеру своему ты, Василий Иванович, максималист?

В. Белов. Не знаю. Я вот что хотел бы тебе сказать. Я и сейчас, беседуя с тобой, чувствую стыд, это же трибуна, тысячи читателей. А мне всегда стыдно, если я привлекаю внимание. Я скорее сторонник скромного помалкивания писателя на трибуне... Все в книгах написано, там и читайте. Про христианство я тебе тоже уже много сказал, без христианства не было бы России. Сейчас оттаивает она от атеизма - глядишь, и наберет новую силу. Дай созреть, встать в полную силу новому поколению. Все ведь надо вовремя делать. И аттестаты получать, и университеты заканчивать, и в литературу входить. Вот я получил лишь семилетнее образование поначалу, а куда я с ним мог пойти из деревни? Вот стал счетоводом в колхозе. Там все было запутано, а я запутал еще больше; и ушел с этой работы в школу ФЗО. Это был мой побег из колхоза. Нас было пятеро у матери. Мы со старшим братом сами дом достроили отцовский. Знаешь, как это делается? Что надо, чтобы прирубить окна и двери? Великая наука плотницкая. Мы сделали потолок. Пол. Мать купила мне гармонь, я к этому времени играть научился. Мать гордилась тем, что я у нее такой музыкальный, и пригласила моего приятеля в гости. Впервые в жизни ко мне пришел гость, который даже сплясал по нашему новому полу... Крестьянство - это такое разнообразное занятие, которое в себя все вмещает. И искусство, и экономику, и многие рабочие профессии. Но если хочешь чего-то большего, есть тяга к образованию, моих семи классов было мало. Вот через школу ФЗО и вырвался к образованию. В армии четыре почти года, а потом уже Литературный институт.

В. Б. Тебе Литературный институт много дал? С благодарностью вспоминаешь?

В. Белов. Конечно. Я был сам заинтересован в нем. Я учился на семинаре у Льва Ошанина. Безобидного, в общем, человека. Хотя как-то и назвал он мои стихи кулацкими. Вылез его интернационализм. Царили у нас там на семинаре Гена Русаков и Ваня Лысцов, но и я был не на последнем счету. Скрывать не буду, мне ведь помогло и мое членство в КПСС, работа перед институтом в райкоме комсомола. Меня в институте первое время ректор все хотел тоже к комсомольской работе привлечь - хорошо, нашелся ныне покойный уже Вячеслав Марченко. Так что я мог спокойно заниматься литературой... Самая главная мысль моя, которую я сейчас считаю важной и для себя лично, и для всей России: нам нужна последовательность в жизни. Одно за другим. Не перескакивать через этапы, но и не упускать, не опаздывать. А что такое последовательность? Ты же не будешь говорить по телефону, пока не наберешь номер. Так и во всем другом.

В. Б. То есть нам пора приходить к спокойной эволюционности в своем развитии.

В. Белов. Ну, я называю это последовательностью. И политики, и ученые сплошь и рядом нарушают этот закон последовательности. И в борьбе, в сопротивлении режиму, в нашем русском бунте тоже должна быть последовательность. Вот Емельян Пугачев не соблюдал последовательность и проиграл. А у большевиков была строгая последовательность, даже жестокая последовательность - и они выиграли, победили. Где они нарушили эту последовательность и потерпели нынешнее поражение, сейчас говорить не будем. Последовательность должна быть и в жизни человека, в семье, в воспитании, в образовании...

В. Б. А твоя писательская жизнь была последовательная?

В. Белов. В том то и дело, что нет. Нарушал я везде ее. Я перепрыгивал через многие вещи. Благодаря этой самой дерзости своей, о которой ты говорил. А на самом деле дерзость в нарушении последовательности не нужна. Ты говорил о самом главном моем свойстве, о максимализме во всем. А я тебе скажу, что самое главное мое свойство - эмоциональность. Крестьянская эмоциональность.

В. Б. Ну, а перестройка - это же тоже нарушение последовательности? Может быть, и ты прав: подобно Китаю, мы последовательно избавлялись бы от излишних комиссарско-интернационалистических зигзагов и под руководством партии строили бы новую экономику, новое общество. Последовательно и постепенно приобретая необходимые черты для развития всего общества. А мы опять прыгнули неведомо куда всем народом, всей страной, в бездну разрухи. И не знаем, как выбраться...

В. Белов. Ты прав. При всем моем критическом отношении ко многим минусам в советском обществе, я категорически против перестройки. Много могу рассказывать, как я воевал и в Верховном Совете СССР, и в ЦК КПСС. Ты посмотри, как была разрушена во время этой мерзкой перестройки вся русская национальная культура! Я ничего не воспринимаю в нынешнем обществе. Я все свое отношение уже давно высказал в публицистике. Наша демократическая так называемая революция разделила русский народ. И старается делить его, дробить на все более мелкие составляющие. Нас лишают нашей национальной и духовной цельности. А когда душа начинает дробиться, невозможно никакое созидание. Без этого дробления им, этим 'дерьмократам', нас было бы никак не победить. Без дробления всех и вся невозможно было разрушить созданное Сталиным цельное государство. Должен признать, Сталин создал такую могучую державу, что почти невозможно было нашим врагам ее уничтожить. Значит, сами виноваты, сумели нас всех раздробить. Разрушили армию, ее сознание. Солдат потерял уверенность, офицер не знает, во имя чего служит... О каких победах можно говорить в такой армии? Разрушили великолепную науку. И сотни тысяч ученых уже разъехались по всем странам мира. Или работают кем угодно. Дворниками или бизнесменами, но не в своей науке. Разрушили культуру. И только тогда разрушилась цельность народа.

В. Б. Народ потерял веру в писательское слово. Литература потеряла своего читателя. Думаю, что если и начнется возрождение страны, то первыми заметят это писатели, первыми обретут новое понимание национальной идеи. И эти книги вновь будут востребованы всеми. Ты веришь в эту новую литературу? Предвидишь ее?

В. Белов. Для меня в литературе - впрочем, и в жизни тоже - очень важна эстетика, как это ни покажется иным моим читателям странным. И только благодаря своему чувству эстетики я стал писателем. Эстетика есть во всем.

В. Б. Что ты любишь в жизни и что ты презираешь?

В. Белов. Я очень люблю народную русскую песню. Есть любимые песни и среди песен военного и послевоенного времени. Когда еще из песни не ушла народная мелодика. Люблю песни Михаила Исаковского, великого нашего песенника. Я помню, как влюбился впервые в шестом классе. Потом моя любовь стала учительницей. А я в это время в армии служил. После армии как-то встретились, был у нее в гостях с гармошкой. Я играл, а она пела и плясала.

В. Б. Вообще, по-моему, у русского человека песенная душа, он всегда открыт песне. Тянется к ней.

В. Белов. Безусловно. Я с тобой полностью согласен. Песня нас сопровождает по всей жизни, и даже после жизни, на похоронах, тоже есть свои песни. Жаль, сейчас из души русской эту песню изымают, заменяют ее по телевидению и по радио какими-то другими песнями, которые уже петь нельзя. Даже тот, кто любит слушать эти разрушительные песни, он же их никогда не поет. Их петь просто так в народе невозможно. Разрушили русскую культуру, и, боюсь, многое уже невосстановимо. В той же песне. Разрушили ту русскую национальную эстетику, на которой держится культура. Без эстетики и стихов не напишешь, и песню не споешь, и даже дом хороший не построишь. Эстетика присутствует в любом действии, в любом человеческом движении. И русская семья разрушена благодаря эстетическим потерям.

В. Б. Насколько я понимаю, твое понимание эстетики и выражается хорошим и коротким русским словом 'лад'.

В. Белов. Да, в этой книге я целые главки посвятил эстетике. Любой быт весь целиком состоит из