небольшая доза лауданума... Надеюсь, сержант, вы простите мне мою вольность.

В шарике содержался заряд семян, останавливающих время. Тигрята покачнулись ц замертво упали один на другого. Изготовившаяся к прыжку тигрица вдруг почувствовала, что лапы её стали студенистыми. Тигр потянулся схватить зубами крошечную капсулу, но было уже поздно: что-то мгновенно парализовало нервные окончания, и он ткнулся мордой в жесткую траву. Гораций небрежно поймал на лету брошенную гранату и раздавил запал своими металлическими пальцами.

Хлынул дождь янтарно-желтых искр. Небольшой утес треснул точно посередине. Противоборствующие энергетические поля на какое-то мгновение сцепились и ослабли. Гораций спешно подтаскивал тигрят поближе к источнику излучения, озарявшего утес.

Высокий, тонкий, окутанный сверкающим бархатом, он растопырил длинные пальцы, дабы влить силу в свое творение. В эту минуту он был похож на архетипического черта или на монстра, достойного позировать Иерониму Босху.

Вокруг маленькой группки образовалась пустота. Она звала, манила, пронизанная силовыми вихрями призрачной красоты. Их тела, не находя гравитационной опоры, повисли в вакууме и проплыли так по черному, подсвеченному золотом тоннелю. Гораций поздравил себя с успешным выходом из Вероятностного Пространства таинственной силы.

* * *

После того как они затравили хромую рыжую обезьяну, везение изменило Марвеллу и Лиз. Силой и хитростью они могли поспорить с питекантропами, жившими в Африке в начале плейстоцена, однако в отличие от них не подвергали свои способности критическому переосмыслению, что дается только годами выживания в диких условиях. Ни одного живого зверя им больше поймать не удалось. Правда, они набрели на колонию моллюсков в теплом соленом болоте, по пиршество было прервано появлением крылатого ящера. Марвелл и Лиз пустились наутек. Насекомые, личинки и различные плоды стали для них основной пищей. Но даже здесь отсутствие накопленного поколениями опыта было чревато опасностью.

Марвелл наковырял в стволе гнилого дерева пригоршню алых червячков и смолотил их. Потом он долго отплевывался, в то время как ядовитая масса раздирала ему кишки. Весь доив и всю ночь его тошнило, и Лиз ухаживала за ним, изо всех сил стараясь не поддаваться страху. Он так стонал, что в конце концов она просто залепила ему рот грязью, боясь, как бы стоны не привлекли к ним в логово хищников, блуждающих по болотам, джунглям и саванне. Два раза она порывалась оставить его, сочтя мертвым. Во второй раз вернулась и, убедившись, что он ещё дышит, занесла над ним каменный нож. Но расплывчатые воспоминания о более человечных временах, изредка проникавшие в её мозг, обуздали пищевой инстинкт.

Марвелл поднял голову и хрипло отдал приказ. Лиз отправилась за водой. На протяжении всего следующего дня он медленно возвращался к жизни. За время скитаний Марвелл сбросил около пуда веса, и тело его стало гибким и упругим. Они слонялись, страдая от голода, и наконец набрели на большую груду костей; на одной лопатке осталось мясо - его хватило им ещё на два дня.

Немалую часть времени Лиз и Марвелл отдавали сну. Они приноровились ходить по следу других двуногих. Как-то раз дождливым утром тропа вывела их к каменоломне, за которой они обнаружили пещеру. В ней было разложившееся мясо и кое-что пострашнее - обгоревшие волосы и кости.

Марвелл заслонил собой Лиз, увидев, что стена сплошь покрыта странными изображениями животных. Ему потребовался целый час, чтобы прийти в себя от страха. Наконец он протянул грязную лапу, чтобы схватить одну и, 1. неживых картинок. Но пальцы лишь поскребли голый камень. Отступив, он понюхал свою ладонь. Лиз взяла его лапу и тоже понюхала. Лапа источала только острый, знакомый запах Марвелла. Они попятились из пещеры, как нашкодившие дети, случайно забежавшие в пустой храм. С того дня они стороной обходили такие пещеры.

Голод был их постоянным спутником. Плоды и листья приносили лишь кратковременное облегчение, а личинки и орехи подчас оказывались и вовсе несъедобными, даже опасными. Лиз недовольно заворчала, когда они увидели вдали, на деревьях, мелких рыжих мартышек. Оба сразу вспомнили, как им повезло однажды затравить увечную обезьяну. Марвелл засунул палец в рот Лиз, чтобы успокоить: Лиз благодарно его пососала, хоть была все ещё сердита.

В голове бешено стучали воспоминания о мясе и крови.

Глава 12

Спингарн огляделся и увидел изменившийся мир. Почти полностью исчезли обоняние и слух. Зато глаза сумели обозреть гораздо более широкое пространство. Он перекатился на живот и до смешного медленно вытянул тощие конечности. Из глотки вырвался слабый крик отчаяния.

- Что с... - начал он и заметил похожую на скелет красноватую фигуру, склонившуюся над женщиной, которая не подавала признаков жизни.

Спингарн заморгал, отдавая себе отчет, что знает и эту женщину, и фигуру в красном одеянии - робота. Однако мозг его все ещё был затянут паутиной молекулярно-дисперсионного поля. Утрата большинства запахов и звуков в сочетании с обретенным трехмерным цветовым зрением, в отличие от тигриного плоскостного и черно-белого, крайне встревожила его. Он начал припоминать кое-что из случившегося. Например, виноватое бормотание Горация, ощутившего в них крохотный снаряд, ослепляющая шутовская пляска частиц, затем ровное фиолетовое свечение, и торсе он все ещё ощущал на сетчатке.

- Гораций! - произнес он вслух. - Хок! Робот обернулся к нему.

- Ах, сэр, вы очнулись!

Спингарн поднялся. Это был невысокий, приземистый, широкоплечий человек немногим более тридцати лет, в полном расцвете сил и здоровья. Стоять на двух ногах было непривычно: он чувствовал себя слишком высоким.

- Этель! - кинулся он к лежащей без чувств подруге. - А где дети?

Только тут Спингарн заметил рядом с женщиной двоих малышей. Он рассматривал их со смешанным чувством. Кажется, прежде он не встречался с ними, однако не сомневался, что перед ним его сыновья, его и Этель. Тогда почему он совсем не помнит их?

- Я не нанес им никакого вреда, уверяю вас, сэр! Леди проснется через несколько минут, а дети, может быть, поспят чуть дольше. Но это нейтральное вмешательство совершенно безвредно. Я измерил внутричерепное давление: оно нисколько не выше нормы. Сержант Хок вне опасности, хотя у человека с такой возбудимой психикой трудно снять полностью достоверную энцефалограмму.

Спингарн подсунул спящих малышей матери под бочок: утро все-таки прохладное.

Он вдруг обнаружил, что на нем ничего нет, и впервые ощутил себя прежним Спингарном.

- Талискер! - воскликнул он. - Это Талискер?

- О да, сэр, вы правы, это Талискер.

- Талискер! - повторил Спингарн.

Он проголодался. Но не до такой степени, чтобы изо рта непрестанно текла слюна? И отчего он все время возвращается мыслями к маленькому углублению в земле, присыпанному ворохом листьев? Ах да, там остатки коровьей туши - вырывай и ешь! Спингарн отбросил дурацкую мысль.

Так что же все-таки произошло?

- Я взял смелость предоставить себя в распоряжение сержанта Хока, объяснил Гораций, - поскольку на тот момент он остался единственным человеком. Думаю, сержант сможет подробно изложить вам историю превращения режиссера Марвелла и мисс Хэсселл, правда, в собственной интерпретации. Мне пришлось специально подбирать терминологию, доступную его пониманию...

- Марвелл?...

- И мисс Хэсселл, сэр. Она в Центре недавно. Ее взяли в группу мистера Марвелла почти сразу после отправки первой экспедиции на Талискер.

- Марвелл здесь?!

Спингарн вспомнил толстого мечтателя Марвелла, некогда принимавшего такое горячее участие в его карьере. Марвелла вечно что-то не устраивало в уже существующих Сценах, и он с интересом расспрашивал его о том, как он думает с помощью таимаутеров возродить заброшенный Талискер. Однако при всех его современных взглядах этот толстяк порядочный хитрец - сам ни разу не был ни в одной из Сцен. Единственный его маршрут - от испытательной площадки до Центра Управления Сценами. Для работы 'на натуре' он не годится, а уж тем более - на Талискере.

- Да, сэр.

Спингарн ещё раз обвел взглядом пески и светлеющее небо, где близнецы-луны уже уступили место