«О Дева, разве ты не знаешь, что наши табуныПьют из потока влагу там, где Лува коней своих сменяет?И ты скорбишь о том, что вскоре я исчезнуБесследно? Знай же, к жизни новой, десятикратной,Я перейду — к любви, к покою и к восторгу.Крылами я касаюсь, невидимкой, цветов благоуханныхИ к деве ясноокой, росе, в шатер вступаю дивный.Рыдающая дева на коленях трепещет до зари,Покуда не восстанем мы вдвоем, чтоб не расстаться болеИ вместе цветы долины вволю напоить».«Вот оно что! Ах, Облачко, ведь я совсем другая!Брожу я по долинам Гара, вдыхаю аромат цветов,Но не пою их! Я щебету внимаю птичек вольных,Но не кормлю их! Они летают и находят корм.Но все вокруг не радует меня — ведь я исчезну!И скажут: „Без пользы прожила она свой век!Иль разве после смерти она еще червям послужит в пищу?“»И Облачко на невесомом троне откинулось и так сказало:«О Дева поднебесья! Стать пищей для червей! —Благословен твой жребий! Всяка тварь живаяНе для себя живет. Не бойся! Я позову сюдаЧервя из сумрачной могилы. Его послушай.Приди, о Червь! Явись владычице раздумчивой своей!»И Червь бессильный выполз и лег на листик Лилии,А Облачко уплыло искать свою наперсницу в долине.IllВ изумленьи смотрела Тэль на бледное созданье.«Ты Червь? Ты символ слабости? Возможно ль?На листике лежишьты, как дитя спеленутое.Не плачь же, маленький! Ты даже говоритьне можешь — плачешь.И это Червь! Наг и беспомощен, рыдает —Никто его не слышит, и мать его улыбкой не согреет».И тут малютку услыхала Глина, над ним склониласьИ млечным питием младенца напоила.Затем на Тэль взглянула, потупив очи.«Краса долин! Не для себя живем мы!Ты видишь: я ничтожней всех ничтожеств —Темно в груди моей и холодно.Но Любящий нижайших главу мою елеем умащает,Меня целует, в одежды брачные рядитИ говорит: „Люблю тебя, о мать моих детей!Я дал тебе венец, которого сорвать никто не может!“Но за что? Не знаю я, и знать мне не дано —Понять пытаюсь, но тщетно; живу я и люблю».Краем одежды Дочь Красоты утерла слезыИ так сказала: «Увы мне! Не знала я об этом ничегоЯ знала, что любит Господь Червя, что наказуетСтопу злодейскую, посмевшую ему содеять вред;Но о том, что молоком и благостным елеемЧервя он холит — не знала я и плакала о том,Что я исчезну, что лягу на ложе хладной глины».«Владычица долин! Твои стенанья, — сказала деве Глина, —Я слышала — и призвала их долу.Не войдешь ли, Владычица, в мой дом? Дано тебе войтиИ выйти — не страшись! Ступай вперед невинною стопою».IVРешетку вечных врат приподнял Привратник страшный,И Тэль вошла и увидала неведомую землю.Ей ложа мертвецов открылись, открылись корниСердец живущих, тревожащие шевеленьем глубь —Юдоль скорбей и слез, не знавшая вовек улыбки.Брела она в юдоли туч и тьмы, внимаяСтенаниям, и подле свежевырытых могилПрислушивалась к голосам земли в молчаньи,Покуда к собственной могиле не пришла. Присела там,И скорбный стон из пустоты провала к ней донесся:«Зачем не в силах Ухо не внимать себе погибель?
