пострадала. К чему же эта обеспокоенность?
Неужели он извиняется за предыдущие колкие слова, полные оскорбительных намеков? Анджелина была поражена. Но если он не хочет, чтобы каждое его слово истолковывалось так и этак, чтобы в каждой его фразе искали скрытый смысл, он не должен на каждом шагу сыпать колкостями и допускать недомолвки.
Оставляя без ответа его вопрос, она продолжала:
— Я так понимаю, что месье Делашез тоже будет на этом вечере. И немудрено, с его-то любовью хорошо поесть, выпить и склонностью к… другим удовольствиям. Но он потребует объяснений по поводу моего присутствия здесь рядом с вами, это неизбежно.
— Похоже, мы не будем иметь удовольствия наслаждаться обществом месье Делашеза. На обратном пути мы нагнали на дороге посыльного, направляющегося в нашу резиденцию. Он передал нам, что месье сильно сожалеет, но вынужден ужинать сегодня со своей женой.
Рольф шумно плескался еще какое-то время, а потом, судя по звукам, вышел из воды.
— Можно мне одолжить ваше полотенце?
Анджелину сильно подмывало отказать ему в его притворно вежливой просьбе. Но она пересилила себя, послав в его сторону только протестующий взгляд, и… подчинилась. Развернув ночную рубашку, она заслонилась ею и, сняв с себя полотенце, бросила его Рольфу.
Встретив ее взгляд и неотрывно глядя на нее, он медленно и долго вытирал свой влажный мускулистый торс.
— Вы возражаете против присутствия в этом доме женщин, не так ли? Вы предпочли бы не вливаться в группу вульгарных девиц, претендующих на благосклонность моих людей… и мою?
Он попал в цель, несмотря на то, что она не отдавала себе отчета в истинных причинах нежелания участвовать в вечеринке.
— Ну и что здесь такого? Просто я никогда… то есть я… не…
— У вас нет опыта участия в таких холостяцких пирушках и вы не хотели бы приобретать такой опыт.
— Да, — она строптиво взглянула на него, ожидая, как всегда, увидеть в его глазах гнев или насмешку.
— Сомневаюсь, — сказал он медленно, — что такому непреклонному, откровенному целомудрию, которое вы с завидным постоянством демонстрируете, — пусть даже и подпорченному тем, что в обществе называют обольщением, — может быть нанесен какой-либо ощутимый урон на нашей вечеринке.
— Да, но с другой стороны, я со своим целомудрием могу обескуражить ваших достойных во всех отношениях дам!
Он с любопытством уставился на нее, живой синий взгляд принца скользнул по гордой линии ее упрямого подбородка и поймал твердый взгляд серо-зеленых глаз, выражавших упорную непреклонность, несмотря на краску, залившую ее щеки. Это была краска стыда и возмущения от брошенного им погодя намека на их интимные отношения, к которым он сам насильно принуждал ее. Он заметил откровенное презрение, читавшееся у нее на лице, но даже бровью не повел, а только кивнул, выражая свое согласие.
— Хорошо. Тогда оставайтесь здесь, наверху — вдали от шума и гама. Ужин будет подан вам в комнату — пируйте в одиночестве и рисуйте в своем воображении тот разврат, которому мы будем предаваться внизу, ѕ сказал он, надевая брюки.
Мейер, чертовски сообразительный малый, позвал Сейруса, стоящего у ее двери. Это было сделано нарочно, поскольку Анджелина не могла впустить слугу, принесшего ей ужин, в комнату, потому что до сих пор только узкое полотенце прикрывало ее наготу. И все же она вынуждена была надеть в конце концов ночную рубашку Рольфа. Потому что Анджелина была слишком женщиной, и ее распирало любопытство: она не могла удержаться от того, чтобы рано или поздно не посмотреть, что же творится внизу. И потому что Рольф оставил ее одну, и теперь она не могла избавиться от мысли, что причиной тому был его интерес к другим женщинам.
Анджелине до этого, конечно, не было никакого дела, однако ее раздражала полная неизвестность относительно дальнейших ходов Рольфа, его непредсказуемое поведение. Что еще он скажет, сделает, подумает?
Вечеринка началась звоном разбитого бокала, перекрывшим шум возбужденных мужских голосов, визгливые звуки скрипок и фальшивую игру расстроенного пианино. До Анджелины доносился громкий женский смех, переходивший в восторженный визг. Притворные запахи ликера и дешевых духов смешивались и проникали даже в спальню Анджелины, вызывая у последней тошноту и головную боль.
Анджелина ходила из угла в угол, широкий, длинный подол ночной рубашки, достигавшей ее щиколоток, облегал при каждом шаге ее стройные ноги. Легкие, украшенные кисточками концы голубого шелкового кушака, которым она подвязалась вокруг талии, разлетались при резких движениях в разные стороны. Она закатала рукава до локтей, но они свисали широкими свободными валиками, грозившими в любой момент снова упасть, прикрыв кисти рук. Огромный ворот мужской рубашки глубоко открывал шею, обнажая до половины округлости ее груди, а вышитая на плече корона съехала Анджелине на грудь, подчеркивая ее розовые соски, просвечивавшие сквозь тончайшую белую ткань.
Анджелина не придавала никакого значения своему внешнему виду, она даже не задумывалась, как выглядит в этом балахоне, тем более не замечала сверкающего потока длинных, спускающихся ниже пояса каштановых волос, закрывавших ее как плащом, нежного румянца, игравшего на щеках и живого блеска своих серо-зеленых глаз.
Ее больше волновало то, как выглядят те женщины, которые собрались внизу.
Красивы ли они, эти рогочущие шлюхи? Находил ли Рольф их вульгарную распущенность привлекательной и по вкусу ли ему чрезмерная доступность таких женщин? К нему самому они, конечно липнут, как мухи на мед. Анджелину нисколько не волновало, вступит ли он в более тесное общение с одной из них. Нет, ее это не волновало ни капельки…
Интересно, какие они, эти женщины — брюнетки или блондинки? Юные или зрелые? Анджелина надеялась, что все же зрелые. Пусть принц развлечется, может быть его похоть немного поутихнет.
Она остановилась, прислушиваясь. Нет, хихиканье, доносившееся снизу, смешанное с низким мужским хохотом, принадлежало отнюдь не старым женщинам. Судя по пошлым смешкам и визгу, девицы были довольно глупые, легкомысленные, но с претензиями и большой долей жеманства. Анджелина не могла себе представить, как мужчины могут соблазниться женщиной, издающей столь вульгарные звуки.
Она надеялась, что безумная трескотня и хихиканье прекратятся, когда участники вечеринки улягутся в постели.
Что их так смешит? Анджелина стояла, пождав губы и прислушиваясь к доносящимся до ее спальной комнаты взрывом смеха. Внезапно она направилась к двери.
Выйдя в коридор, она немного помедлила. В длинном проходе, ведущем к лестничной площадке, никого не было. Подойдя поближе к перилам, Анджелина увидела пробивающийся свет, идущий снизу из большой залы. Этот свет манил ее все ближе и ближе к ступеням. Анджелина наклонилась над перилами и заглянула вниз, но мало что могла разглядеть. Мужчины собрались за столом, но ей были видны только их ноги. Однако, тот факт, что женщины, стоящие рядом с ними, были босыми, о многом говорил. И Анджелина опустилась на одно колено, стараясь разглядеть всю сцену. Она приседала все ниже и ниже, пока наконец не прижалась лицом к резным балясинам парапета.
Они играли в карты. Мужчины расположились в свободно отодвинутых от стола креслах, сжимая в одной руке веер карт, а в другой держа бокал с вином. Все уже хорошо набрались, и их голоса были неестественно громки, а лица разгорячены. Они сбросили свои кители и сидели в одних рубашках. Мейер полуприкрыл глаза, постукивая ногтем большого пальца по своим картам. Освальд, откинувшись на спинку кресла, говорил что-то Оскару, который перегнулся через стол, глядя на брата остановившимся пьяным взором. Лицо Леопольда горело огнем, темные волосы упали на лоб, и он походил на человека, привыкшего к подобному легкомысленному времяпрепровождению. Густав с черной повязкой, прикрывавшей его незрячий глаз, тщательно подсчитывал свои очки, касаясь каждой карты загрубевшим пальцем.
Женщины столпились за спиной одного единственного игрока. Когда Анджелина увидела это, ей сразу стало ясно, что они выступают здесь в качестве ставки в игре, впрочем, это их, похоже, нисколько не
