того, чтобы найти путь к ее сердцу, не нужно ничего делать?

— Я не Жан-Пьер, — проговорил он, не дождавшись ее ответа.

— Мне это известно, — ответила она глухо.

— Тогда хорошо.

Они не могли стоять так вечно. Ночь становилась все прохладнее, с севера задул холодный ветерок. У нее уже замерзли ноги. Довести его через весь дом до его спальни, не разбудив при этом тетушку Тин, казалось невозможным делом. Да она и не хотела этого. Ее собственная комната была рядом, и это будет не первый раз, когда им приходилось спать вместе.

— Пойдем, — сказала она. — Тебе надо сейчас в постель.

Он не возражал, даже чуть выпрямился, чтобы ей было не так тяжело его вести. Джулия перекинула его руку себе за плечи и повела к двери, а затем и к кровати. Она посадила его и потом подтолкнула так, что он улегся здоровым плечом на матрас. Вытащив из-под него одеяло, она накрыла его, затем вернулась, чтобы закрыть дверь.

Некоторое время Джулия молча смотрела на Рея, спрашивая себя: дура она или просто обычный человек. Сейчас это не играло никакой роли — она делала то, что хотела. Скинув свой халатик, она бросила его к ножкам кровати и легла рядом с Реем.

— У тебя холодные ноги, — пробормотал он, когда она случайно коснулась его.

Она придвинулась к нему ближе и прошептала:

— Ты этого заслуживаешь.

Он перевернулся, положив свою руку на ее обнаженное бедро, погладил его и, подтянув ее еще ближе к себе, сказал:

— Знаю.

Почему гостиничный телефон всегда трещит, как аварийная тревога? Джулия как раз прилаживала серьги, когда ее заставил вздрогнуть истерично-резкий звонок. Она чертыхнулась, уронив свои сапфиры. Поначалу Джулия решила не подходить к аппарату. Все равно этого номера не знал никто из ее знакомых. Кроме секретарши, конечно, которой было известно, где Джулия остановилась в Лос-Анджелесе, потому что сама резервировала ей номер в отеле. Но зачем звонить секретарше? Для того чтобы сообщить об очередной неприятности на съемках? Джулия не хотела слышать ни о каких неприятностях!

Но слышать дребезжание телефона, который никак не мог угомониться, было еще большей мукой. Под конец она все-таки сняла трубку и мрачно сказала:

— Алло?

— Мисс Буллард? — послышался голос на другом конце провода. — Это ваш шофер. Лимузин в вашем распоряжении и ждет у подъезда.

— Но я не заказывала машину, — возразила Джулия.

— За вас заказали. Я жду внизу, мисс Буллард.

Возможно, об этом распорядились в оргкомитете кинофестиваля? Приятный жест.

— Я спускаюсь, — уже мягче ответила она.

Джулия отыскала упавшую серьгу, повесила ее, просмотрела свою вечернюю сумочку, чтобы убедиться в том, что не забыла положить туда ключи от номера, губную помаду, немного денег и кредитную карточку на всякий случай. Затем последний раз оглядела себя в зеркале, которое было таким большим, что позволяло видеть себя в полный рост. Ее волосы были заплетены в простую французскую косу, которая аккуратно лежала на спине. Одета она была в шелковое платье, отливавшее золотом и синим кобальтом, с квадратным воротником и широкими рукавами. В ее наряде было что-то от средневекового времени, и он соответствовал ее настроению. Подол длинной свободной юбки был ровен, и нижнее белье не выглядывало. Отлично.

Швейцар открыл ей бронзовые двери отеля, и она вышла на улицу. Лимузин действительно стоял у самого подъезда, а у задней дверцы ее поджидал шофер в черной униформе. Когда она приблизилась, он прикоснулся ладонью к козырьку своей фуражки и открыл перед ней дверцу.

— Мисс Буллард? — спросил он. — Добрый вечер. Прошу садиться.

Она уже наклонила голову, чтобы войти в машину, как вдруг увидела, что на заднем сиденье сидит какой-то мужчина в ослепительно красивом вечернем костюме.

— Привет, Джулия, — проговорил Рей.

Она автоматически приняла его протянутую руку, позволив усадить себя рядом с ним. Шофер закрыл за ней дверцу и пошел вокруг лимузина к своему месту. Она была слишком удивлена и смущена, чтобы сразу что-то сказать. Наконец, она повернулась к Рею и проговорила:

— Не стоило всего этого делать.

В его взгляде сверкнули так хорошо знакомые смешинки.

— Понимаю, но мне показалось, что тащить сюда «мазератти» — это было бы слишком показушно. Кроме того, мне хотелось поговорить с тобой спокойно, а не оглядываться постоянно на машины впереди себя.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Понимаешь, чувство неопределенности вконец одолело меня.

Она осторожно переспросила:

— Чувство неопределенности?

— Да. Относительно того, что я делал перед тем, как заснуть в твоей постели.

— Ничего особенного, — коротко ответила она.

Он внимательно взглянул на ее лицо, по которому гуляли блики уличных огней.

— У меня такое впечатление, что я наговорил кучу глупостей.

— Тогда ты не считал их глупостями. Он глубоко вздохнул, вновь откинулся на свое сиденье и стал смотреть прямо перед собой.

— Знаю. Ладно, начни с самого худшего.

— Ты сказал, что у меня холодные ноги.

— Это было до или после того, как я пытался спорхнуть с перил галереи?

Он выглядел смущенным и кающимся, но пытался шутить. Джулия с веселым удивлением разгадала его состояние и спросила:

— Какое это имеет значение? Ты не сделал ничего дурного.

— Тогда почему же ты скрылась, даже не попрощавшись?

— Ты так сладко спал, что было неловко тебя будить. Кроме того, я опаздывала на самолет.

— Об этом я так никогда бы и не узнал, если бы Буллу не удалось это вытянуть из твоей секретарши и потом передать по кругу.

Она склонила голову набок.

— Я не знала, что тебе будет это интересно.

— Это для тебя самой важно? — спросил он, каи будто что-то объясняя.

Может быть. А может, и нет. Он была тронута, и это ее пугало.

Он был слишком красив, слишком богат, слишком силен, слишком умен, слишком чувствителен, слишком внимателен — в нем всего было в избытке. При таком совершенстве не обойтись и без крупных недостатков. И они несомненно были. С прошлой ночи она много об этом думала — благо, времени было достаточно: долгий перелет — хорошая возможность спокойно подумать о многом.

Он никогда так толком и не объяснил, почему он покинул ДЕА, никогда не объяснил, что делает такой человек, как он, в агентстве, которое торгует медпрепаратами. Он говорил, что его жена умерла, но никто не знал, как это случилось, хотя тетушка Тин и упоминала пару раз о его семейной жизни. Ходили слухи, что когда-то у него был роман с Донной и вроде бы не так давно. Он катался по Слепой реке как раз в ту ночь, когда его едва не задел пронесшийся опасно низко самолет — точнее, гидросамолет. Он не мог скрыть своей заинтересованности по поводу судьбы этого гидросамолета. И наконец однажды она нашла его в своем кабинете, просматривающим ее бумаги.

Более того, он имел все, чтобы нравиться людям — Саммер обожала его, Донна зависела от него, Офелия считала, что он будит вдохновение, Стэн восхищался им. Даже Буллу он нравился. Все, за исключением, может быть, Вэнса и Аллена, полагали, что он очарователен. Чтобы добиться этого, ему