оборвавшуюся со смертью продавцов и покупателей мобильных телефонов ниточку, непременно придет на место, с которого все началось. Придет к конечной остановке городского маршрута. Здесь их и надо ждать. Просто ждать. В течение двух ночей они оборудовали наблюдательный пункт. Для чего нашли стихийно возникшую помойку, которую в нашей стране найти нетрудно, где бы вы ни находились, хоть даже на Северном полюсе. За основу взяли проржавевший остов легковой машины, который завалили обломками стройматериалов, прогнившими досками, старыми покрышками, высохшими ветками деревьев и прочим случайным мусором. Машину засыпали по самую крышу, оставив лишь небольшие, в четыре стороны амбразурки, которые в случае опасности можно было мгновенно заложить досками. Полученную, с пустотой внутри, мусорную кучу декорировали пустыми консервными банками, битыми бутылками и дохлыми кошками.
Время разбили на вахты. Через каждые четыре часа кто-то из наблюдателей забирался на поставленные друг на друга ящики и, положив на специальную подставку против амбразуры двадцатикратный бинокль, а с наступлением темноты — прибор ночного видения, осматривал местность. Другой спал на лежанке из картонных коробок, застеленных спальником.
Через четыре часа они менялись…
Первым на место преступления пришел следователь Шипов. Он постоял на остановке, постоял возле кустов, где случилось убийство, осмотрелся вокруг… Потом направился к диспетчерской на конечной остановке городского автобуса. Куда и должен был направиться, так как все до него тоже начинали с диспетчерской.
— Давай просыпайся, — толкнул наблюдатель своего напарника.
— Что там?
— Не что, а кто.
— Он?
— Он…
— Где?
— В диспетчерской.
— Тогда я пошел.
Девяносто седьмой надавил на заднюю левую дверцу, отгребая в сторону прикрывавшие машину тряпки. Перед ним был узкий, прорытый в мусоре и засыпаный сверху лаз. Он прошел по нему сильно согнувшись и подсвечивая себе фонариком, сдвинул прикрывавшую тоннель крышку, прислушался, откинул в сторону маскирующие вход картонные коробки, осторожно вылез наружу. Вылез прямо в листву подступавшей к помойке лесопосадки.
Его никто не заметил.
Стряхнув и поправив одежду. Девяносто седьмой пошел в сторону остановки городского автобуса. Но пошел не прямо на остановку, а пошел далеко вокруг к припаркованной возле домов машине.
Все это время Девяносто девятый не отрывался от бинокля. И когда следователь Шипов вышел из диспетчерской. И когда сел в машину. И когда, пропустив вперед автобус, к нему пристроилась незаметная «семерка».
Он не пропустил нужного человека, но наблюдение не снял. На то и наблюдение, чтобы наблюдать, несмотря ни на что. Даже тогда наблюдать, когда нечего наблюдать.
И он не ошибся.
Вторым под объективы бинокля встал капитан Егорушкин.
Он тоже осмотрел место действия, но осмотрел издалека и в диспетчерскую не пошел. Возможно, Девяносто девятый не обратил бы на него внимания, но капитан мелькнул уже трижды. Первый раз он был замечен на остановке вчера вечером. Второй — сегодня утром. И вот теперь… Утром он ждал автобус и куда-то на нем уехал. А до того оживленно разговаривал с людьми, стоящими на остановке. Что и отметил наблюдатель. Хотя тогда этому значения не придал. А теперь — придал. Потому что капитан был в другой одежде и снова собирался ехать туда, куда уже уезжал.
Девяносто девятый достал видеокамеру, поймал в объектив автобусную остановку, наехал трансфокатором и сделал несколько, в разных ракурсах, планов подозрительного мужчины.
Больше он ничего сделать не мог, кто-то всегда должен был оставаться на НП.
Девяносто седьмой вернулся через четыре часа.
— Довел до городского отделения внутренних дел. Потом до гостиницы. Узнал у администратора, что это следователь из Москвы. С Петровки.
А у тебя что?
— Крутился тут один. В третий раз. На местного не похож. На, взгляни.
Девяносто девятый переключил видеокамеру на воспроизведение. В «глазке» окуляра появился капитан Его-рушкин, о чем-то оживленно беседующий с ожидающими автобус пассажирами.
— Это что же получается — еще один?
— Кто его знает… Но проверить не мешает. Капитан Егорушкин работал со свидетелями. Он выяснил маршруты движения горожан через ту, конечную остановку городского маршрута и остановку междугородного автобуса. Большинство пассажиров ехали в сады.
И капитан Егорушкин стал методично прочесывать садовые товарищества.
— Ого!
— Что «ого»?
— Как у вас помидоры дружно взялись! Это что за сорт такой особенный?
— Ничего не особенный — самый обыкновенный, «бычье сердце».
— Просто «бычье сердце»? Ну тогда вы Мичурин какой-то. Как вы такого добились?..
И внимательно выслушивал небольшую агрономическую лекцию, комментируя ее восклицаниями: «Да вы что! Так просто?! Я поражен!..»
Потом разговор заходил о трудной жизни садоводов — нерегулярной подаче воды, дороговизне семян, дороговизне сезонных билетов…
— А вы как из города сюда добираетесь? На автобусе?
А не страшно, все-таки не город, мало ли что? Могут и ограбить или чего хуже…
— И не говорите. У нас тут недавно одного мужика убили…
— Да вы что?! Вы сами видели?
— Нет, я сам не видел, но мой сосед, вон из того домика, видел, как я вас теперь, и рассказывал…
Сосед тоже был большим поклонником помидоров сорта «бычье сердце» и с удовольствием делился агрономическими секретами с приятным на вид молодым мужчиной.
А потом, как-то само собой, разговор зашел о той, памятной ему драке, где несколько, на вид уголовников, обступили на остановке мужика, оттащили его в кусты и там убили.
— А зачем убили-то? Что с садовода взять можно?
— А он не был садоводом. Он с «дипломатом» был. С таким большим. На него, наверное, эти бандиты и позарились.
— А потом что было?
— Потом не знаю. Они от остановки в другую сторону побежали.
— С «дипломатом»?
— Вроде с ним.
— Да, досталось вам. Милиция поди потом по допросам затаскала?
— Нет, никакой милиции не было. А если бы и была, я ничего им не сказал. А то эти потом найдут и подрежут…
— Зря вы так, гражданин, говорите. Сознательность надо проявлять, все-таки человека убили.
И предъявлял свое удостоверение, отчего не в меру разболтавшийся садовод сразу скисал.
— Хочу задать вам несколько вопросов, пока без протокола. Но если что-нибудь утаите, то придется пригласить вас в отделение для снятия допроса по всей форме. И тогда, боюсь, ваши помидоры увянут.
— А можно без… без отделения?
— Это будет зависеть от вашего желания помочь следствию.
— Я готов, я помогу.