— Надо ли вас понимать иносказательно, господин библиотекариус, то есть что и полиция не должна совать свой нос в дела науки?

— О-о! — всполошился Шумахер. — Не так, не так! Полиция и наука — о-о!

— Государыня опечалена вашими распрями с господином Нартовым, который хотя и токарь, но доверенное лицо при императорской фамилии.

— Вот, извольте взглянуть, экселенц! — Шумахер проворно достал и развернул какой-то свиток. — Списочек, который составил сей лейб-токарь… Государыня ему изволила поручить. Это все элевы, сиречь ученики будущей гимназии санктпетербургской.

Сняв очки, он прошелся по списку и нашел необходимое.

— Вот, пожалуйте… «Сын адмиралтейского плотника». Далее читаем, под номером четырнадцатым, — «сын дворцового кузнеца». Здесь еще хуже — «сын господского человека», а вот — «крестьянин князя Меншикова». Крестьянин!

— Вы забываете, господин Шумахер, — улыбнулся Девиер и полез за неизменной табакерочкой. — Я, например, бывший юнга, сирота, беженец, а сами вы? А вдруг сын плотника или крестьянин окажется способнее, чем все российское дворянство?

— Вы шутите! — вскричал Шумахер. — А вот взгляните, экселенц, что он пишет в проекте устава? «Учеников школы той отнюдь чтоб не драли и за уши не таскали, а токмо по постановлению педагогического совета за исключительные бы поступки розгою…» Да он же в педагогике прямой неук, этот ваш Нартов!

— Однако покойный император сего токаря неуком не признавал и многие дела наиважнейшие доверял. И ныне царствующая императрица…

— Покойный император, царство ему небесное, с сим токарем каждый день точил и привык к нему, как к своему человеку. Привыкаем же мы к своим лакеям, кучерам, но это не должно означать, что мы им дела государственные поручать станем. Он же сам, Нартов, рассказывал, что и горшки подавать малолетным принцессам ему доводилось!

— Ну-ну, господин библиотекариус, вы забываетесь! — Девиер захлопнул крышку черепаховой табакерки.

Шумахер понял, что зарвался, и в расстройстве чувств принялся пальцем накручивать локоны своего парика.

— А правда ли, — спросил Девиер, — вы заставляли иноземцев, выписанных сюда в качестве студентов, дрова пилить на вашей собственной усадьбе?

— Ложь, ложь! — поперхнулся Шумахер. — О, все это клевета!

— Ладно! — Девиер положил на стол тяжелую ладонь. — Я пришел не для того, чтобы разбираться в ваших распрях с господином Нартовым и иными. И о русских тоже советую поосторожнее, вы едите русский хлеб и русское золото получаете за службу, и немалое. Скажите лучше, что есть философский камень?

— Философский камень? — задумчиво отозвался Шумахер, а сам лихорадочно думал: кто донес, что донес?

— Не буду затруднять вас догадками, — сказал Девиер. — Меня интересует тот философский камень, который пропал у вас в Кунсткамере.

— Это все Тузов! — вскричал Шумахер, очки его блестели. — Это такой ворюга! Скажу вам, экселенц, вино, которое по царскому указу выдается посетителям, угощения ради, он его расхитил! На прошлой неделе пропала большая морская звезда…

— Постойте, разберемся, — прервал его Девиер. — Я только что допрашивал Тузова. Он весьма логично ответствует: первым о пропаже камня должен был заявить в полицию владелец, следующим — вы, как куратор Кунсткамеры. А его, Тузова, будто бы вы честным словом обязали в течение семи дней о пропаже молчать… Как это понимать?

Шумахер говорил беспрерывно, но речь его состояла из потока латинских, немецких и русских цитат и выражений. Девиер, умевший объясняться на языке всех игорных домов Старого и Нового Света, ничего понять не мог.

— Давайте по порядку, — вновь остановил его Девиер. — Да вы садитесь, Иван Данилович, что вы на ногах да на ногах! Я же не расследовать дела Кунсткамеры пришел, меня заботит другое.

Генерал-полицеймейстер, когда хотел, мог расположить к себе любого человека.

— Скажите, ученейший Иван Данилович, скажите мне без утайки, что есть сей философский камень, каковы его таинственные свойства?

Шумахер принялся рассказывать на сей раз весьма внятно, а Девиер, занявшийся вновь своей табакерочкой, отмечал при упоминании каждого из трансцендентных достоинств камня:

— Возвращает молодость старикам? Так-так! Власть земную возвышает? Преотлично!

Но Шумахер закончил рассказ сообщением, что он не полномочен всех тайн сего камня раскрывать, и поклонился в сторону Девиера.

— А кто же полномочен?

— Академический капитул! Сиречь ученое собрание академикусов!

— Так-так. А в прошлом году, когда вы, преученейший библиотекариус, привозили из Европы пресловутый перпетуй мобиль, то бишь вечный двигатель, вы, помнится, капитул не собирали?

Шумахер склонил голову в гнедом своем пышном парике.

— Хорошо. Тогда такой вопрос: кто же владелец сего таинственного камня?

Шумахер приободрился, потому что из раскрытого окна стали доноситься соблазнительные запахи кухни. Он рассказал, что не далее как вчера в Кунсткамеру был доставлен чудеснейший монстр — диковинка природы, рыба-сазан куриознейший, а длиною в осьмнадцать вершков!

Он распростер руки елико возможно.

— Как раз сегодня сазан сей зажарен, и академический капитул просит господина генерал- полицеймейстера оказать честь. Присутствовать и принять участие в дегустации, в ученом апробировании физиологической плоти рыбы сей…

— Так кто же, скажите мне, владелец того философского камня? — терпеливо повторил вопрос Девиер.

Шумахер достал с верхней полки лейденскую банку и стал живописно повествовать о совершенно необычайных свойствах недавно открытого электричества, которые удивительно напоминают…

— Морра фуэнтес! — прорычал Девиер. — Кто у вас такой есть Рафалович?

Библиотекариус будто споткнулся на всем скаку.

— Да, да, — подтвердил Девиер, потряхивая табакерочкой. — Кто у вас такой Рафалович?

И сладкое лицо библиотекариуса озарилось новым приступом вдохновения. О, Рафалович! Это ученейший муж, пир эрудиссимус! Это исключительный знаток черной и белой магии! Вся Сорбонна не хотела его отпускать в Россию. Одних взяток пришлось раздать сорок тысяч червонцев.

— Про взятки бы молчали в присутствии чина полиции! — мрачно сказал Девиер. — Граф Бруччи де Рафалович? Чей у него графский титул? Цесарского двора? Многовато в Санктпетербурге развелось графов и маркиз различных, придется полиции ими заняться.

— Вот видите? — смеялся генерал-полицеймейстер. — Ни на один мой вопрос вы, господин библиотекариус, по существу не смогли ответить… А еще ученейший муж, говорят, вы тут только и занимаетесь, что друг другу экзамены устраиваете.

Девиер обратился к табачку а ля виолетт, а несчастный Шумахер страдал, словно куриознейший сазан на сковороде, потому что никак не мог в конце концов понять, что от него нужно всесильному богу полиции.

— А вот я задам вам еще один вопрос, — сказал генерал-полицеймейстер, насладившись понюшкой. — Уж если вы и на него не ответите, значит, экзамен не выдержан. Итак…

Он многозначительно покосился на вытянувшегося в струнку господина библиотекариуса.

— Кто у вас тут карлик есть такой? Что он у вас тут делает?