каждое письмо и составляю каталог: дата, имена и адреса отправителя и получателя, содержание.
— Да, это нелегко. Сначала я проникнусь всеми событиями и эмоциями. А уж потом решу, писать ли мне документальную хронику реальной семьи… или роман.
Ну а пока… Я просто переполнена радостями и печалями, успехами и неудачами, борьбой пионеров за жизнь и сокрушительными бедствиями. Эти люди умели видеть комическое даже в повседневной жизни: за дядюшкой гонялся бык; кузен провёл всю ночь на дереве; тетушке не удалось жаркое, когда к обеду ждали священника.
— Гораздо легче, чем свой собственный! В те дни каллиграфии придавали большое значение. Они окунали перо в чернила и выводили буквы медленно, тщательно.
Когда я вернусь домой, то сделаю фотокопии пары писем и пришлю их вам, Квилл.
После того как Квиллер выключил диктофон и сделал комплимент Венди по поводу хорошо рассказанной истории, она призналась:
— Я позвонила моей маме в Кливленд вчера вечером, когда Дойл был в Центре искусств. Она знает о моей склонности паниковать, и ей понравилась ваша идея, как отвлечь Дойла от походов в лес. Но когда он вернётся из Чикаго — что тогда? Она предложила, чтобы мы уехали отсюда на этот уикенд и провели несколько дней в «Гранд-отеле» на острове Макино[19]. Это будет что-то вроде второго медового месяца и что-то вроде второго свадебного подарка от неё и папы.
— Великолепная идея, — одобрил Квиллер, — хотя нам будет не хватать вас обоих.
Он взял материал для газеты в гостиницу, чтобы его передали по факсу до дедлайна, то есть до полудня. Лори вручила ему ещё одну открытку — снова с видом Стёрбридж-виллидж.
«Интересно развиваются события, — подумал Квиллер. — И она ни разу не написала: „Как жаль, что здесь нет тебя“».
— Всё в порядке? — осведомилась Лори.
— Всё чудесно.
— От нас уезжают Андерхиллы.
— Очень жаль. Милая пара.
— Почему нельзя сделать так, чтобы на свете было побольше Андерхиллов и поменьше Траффлов?
В вестибюле, в стеклянной витрине, готовили новую выставку. Экспонаты принадлежали Сьюзан Эксбридж, владелице антикварного салона. Это была коллекция деревянных вещиц, вазочек, металлических фигурок животных и каких-то предметов, смахивавших на орудия пытки. Надпись в витрине гласила: «Коллекция щипцов для орехов».
— Квилл, дорогой! — воскликнула Сьюзан в своей театральной манере. — Как тебе это нравится?
— Наверное, в те дни было много орехов.
— Орехи составляли основу рациона американских первопоселенцев.
— А я-то думал, что они кололи орехи при помощи камня.
— В конце восемнадцатого века трапеза непременно заканчивалась орехами, изобретатели и художники соперничали, конструируя хитрые щипцы для колки орехов… Но сейчас я не могу говорить. Позвони мне в магазин, дорогой!
Она ушла, и к Квиллеру обратилась Кэти Хупер:
— Не забудьте о сегодняшнем прогоне исторического спектакля, мистер Квиллер. В восемь часов.
— Я уже зарезервировал кабинку, Кэти, но всё равно спасибо, что напомнили.
Квиллер спросил Райкера:
— Не хочешь ли ты вместе с твоей красавицей женой быть моим гостем на прогоне «Субботнего гулянья»?
Арчи задал ему встречный вопрос:
— Не хочешь ли ты вместе с твоей прожорливой утробой быть нашим гостем перед спектаклем?
Никто никогда не отказывался от приглашения на обед к редактору кулинарного раздела «Всякой всячины».
Райкеры обычно проводили лето в маленьком жёлтом пляжном домике на вершине песчаной дюны, откуда открывался вид на озеро.
Хозяева сидели на веранде с аперитивами, когда прибыл Квиллер. Он спросил:
— Что случилось с домом Данфилдов?
Этот дом из красноватого дерева, стоявший по соседству с Райкерами, сменился кубом из белой штукатурки и стекла.
Райкер объяснил:
— Вдове не удавалось ни продать, ни сдать его из-за слухов о том, что в доме якобы живёт привидение. Тогда она снесла его и продала землю. Земля у озера ценится даже больше, если на ней не стоит старый дом. А что ты думаешь об этом новом здании? Смахивает на кубик льда. Обитатели дюн никак не могут решить: то ли наш дом выглядит убогим на его фоне, то ли это он смешон рядом с нашим.
— Как там живёт? — Квиллер не сомневался в ответе.
— Женщина из Центра, — ответила Милдред. — Я зашла её поприветствовать — сознаюсь, мной двигало любопытство, — но легче было бы общаться с рыбой в аквариуме. Она все время ныла — жаловалась на шум прибоя и крики чаек, на то, что люди гуляют по пляжу, глазеют на её дом и даже фотографируют его. Из вредности я сказала, чтобы она не беспокоилась по поводу зелёных огней, которые всю ночь вспыхивают над озером, — это всего лишь НЛО.
— Похоже, это та самая очаровашка, что жила в гостинице «Щелкунчик». Не выпускайте Тулуза из дома. Она ненавидит кошек.
Тулуз развалился на перилах веранды с таким самоуверенным видом, будто это он удочерил редактора кулинарной рубрики. Милдред сунула ему кусочек крабового мяса, передавая мужчинам блюдо с канапе.
— Это правда, — спросила она, — что домашние животные станут темой следующего конкурса лимериков?
— Думаю, да. Стихи о домашних любимцах занятно писать. Дай-ка мне ещё один бутерброд с крабами, и я что-нибудь сочиню.
Когда Квиллер покончил с канапе, лимерик был уже готов:
