свой воинственный танец, а вокруг — ни колодцев, ни хижин, ни девичьих глаз. Только черные кедры стоят, приосанясь, и смотрят на нас. Юность моя! Тонко поет школьная дверь… Розовый мак слабо хрустит под сапогом. Школьная дверь стала от пуль как решето. Вот мы стоим здесь. А в глазах — нет ни слезы. Вот мы стоим здесь. А в глазах — только огонь. Наших врагов он навсегда испепелит.

(Катеб Ясин)

«Дыханье свободы пробегает по нашим лесам, как дыханье грозы по шкуре барса…» — пишет алжирка Анна Греки. И это не просто красивое преувеличение, лихой образ. Так и должно быть, так и было: вместе с людьми поднялась сама земля, поднялись на справедливый бой закаты и рассветы, поднялись горы и леса, полночи и полдни. Бой этот невероятно труден, потрясающе жесток! Ибо «цивилизаторы», привыкшие считать себя хозяевами африканской земли, так просто, ни с того ни с сего, уйти не могут. Они бросили в бой всю свою силу, все достижения своего «военного прогресса»…

Но вдумайтесь, каким высоким, каким прекрасным должно быть сердце народа, если поэт этого народа — окровавленный, шатающийся от бессонницы поэт — в самый разгар сражения может клясться сквозь слезы:

Клянусь рыданьями девушки, Потрясенной воздушным налетом, Клянусь отчаяньем матери, Потерявшей ребенка в сумятице бегства… Клянусь молчаньем захваченных наших селений, Клянусь горизонтом, Который, как рана, раскрылся… Клянусь бушующим морем страданий И гневом клянусь, От которого женщины наши стали прекрасней, Клянусь нерасцветшей любовью, Немеркнущей дружбой, И верой глубокой, И пламенем негодованья. Клянусь, что к народу французскому мы не питаем вражды!

(Башир Хадж Али)

Немногие поэты мира могут сохранить в трагической ситуации такую ясность ума, такое убежденное благородство, основанное отнюдь не на всепрощении. И не от слабости эта клятва! А от силы. От сердечной щедрости и сердечного мужества.

Как психологически верно звучат стихи другого алжирского поэта — Жана Сенака, озаглавленные «Неужели настал мир?». Это — медленные стихи очень усталого человека, пришедшего к своей победе по бесконечной дороге потерь:

Заросли остались давно позади. В небе — спокойная луна. Я промываю рану сам. Охрипшее радио молчит. Женщины несут мешочки с крупой… Неужели настал мир?

Я вижу его, этого человека. Он сидит прямо на земле. Пыльный и усталый, как эта земля. И воспаленные глаза его почти безотчетно фиксируют то, что происходит вокруг. И луну — такую обычную и все-таки не совсем обычную. И дорогу, и очень спокойных женщин на этой дороге. Человек потрясен тишиной. Такой тишины в его жизни никогда не было. Никогда. И он до сих пор еще не может поверить этой тишине. За долгие месяцы боев он узнал, что тишина чаще всего — обманывает. И поэтому автомат лежит рядом. На земле. На пыльной и усталой земле. Такой же пыльной и такой же усталой, как этот человек. Что поделаешь, — земля тоже устает от войны…

Я вспоминаю наш советский фильм «Никто не хотел умирать». Он — о другом и про другое. Но там — в финале — есть великая по точности сцена, чем-то очень похожая на стихи, которые я процитировал. Там тоже — после страшного, суматошного и сумасшедшего боя — сидит на земле главный герой фильма — старший из братьев Локисов. Он устал. Очень устал. А вокруг шумят возбужденные люди, смеются, острят, размахивают руками, — каждый хочет рассказать о своих недавних переживаниях громче других!.. А старший Локис ничего этого не слышит. Да и не видит ничего, хотя глаза его широко раскрыты. Он сидит на земле и кажется частью этой земли. Той земли, которую он защитил. Той земли, которую никто у него не отнимет…

Однако вернемся к антологии. К ее интонациям. К ее голосам. К восторгу многочисленных стихов об обретенной свободе.

Африка наша, империя знойного солнца,
Вы читаете Поэзия Африки
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату