отделиться от собственного мира. Если он отделится от него, мир не просуществует и секунды. Он есть жизнь самой жизни.

Так что не думайте, что Бог — это художник, который пишет на холсте картину: в результате и художник, и картина существуют отдельно — художник может умереть, но картина останется.

Именно подобный дуализм позволил Ницше сказать: «Бог умер». Разве в нем есть какая-то надобность? Он создал мир — все! Он больше не нужен. Зачем теперь нужен Бог? Мир уже создан, в нем нет никакой необходимости. Мир есть, и вы есть. Этот Бог стал препятствием. Он встает между вами и жизнью — пора покончить с ним!

И Ницше был в чем-то прав: это логический вывод дуализма. Мир совершенен и без него. Зачем приглашать его в жизнь? Фактически, чем больше Бога вы допускаете, тем больше возникает проблем. Только посмотрите на религии: столько войн, убийств, насилия. Чего только не совершалось во имя религии! Мир перенес грандиозные страдания.

«Пора покончить с Богом! Он создал мир — поблагодарите его и распрощайтесь с ним. Он больше не нужен. Он уже слишком стар, практически превратился в руины…» Ницше сказал: «Бог умер. Теперь люди свободны». Это логический вывод дуалистического мышления.

На Востоке мы никогда не представляем Бога в качестве художника. Мы сравниваем его с танцором. Картину можно отделить от художника, но танец существует нераздельно с танцующим. Именно поэтому танец жив, а живопись мертва. Как бы ни была красива картина — она мертва. Она существует отдельно от создателя. А как только происходит отделение, творение умирает. Картина была живой в уме художника, еще до того, как он нарисовал ее. Когда же она нарисована, она уже мертва. Но танец…

В Индии мы зовем Бога Натарадж — бог танцоров. Вы, должно быть, видели изваяния танцующего Шивы. Это восточное, не-двойственное представление о божественном. Когда останавливается танцор, прекращается и танец. Нельзя отделить танец от танцующего. Когда танец достигает кульминации, наивысшей точки, танцующий полностью растворяется в нем, и тогда больше нет ни танца, ни танцующего: они сливаются в одно целое, становятся единым движением абсолютной энергии и восторга.

Именно по этой причине ни один вид искусства не может сравниться с искусством танца: поэзия, живопись, скульптура — ничто не стоит и близко. Танец остается высшим искусством. Это искусство родилось первым и погибнет последним, потому что оно несет в себе качества самой жизни.

Бог — это танцор. Он не создает ничего, подобно художнику. Его творение напоминает танец.

Позвольте объяснить иначе. Бог — не творец, но творчество… динамическая энергия. Как только вы называете его творцом, он умирает. В самом слове творец подразумевается точка, завершение. Творчество же не имеет пределов, оно продолжает и продолжает свое движение, достигая все больших и больших высот…

Животные — это танец Бога, деревья — тоже танец Бога, люди — тоже. Танец набирает обороты. Он становится все быстрее и быстрее, все более безумным, стремительным — Бог растворяется в танце.

Будда или Иисус — это кульминационные моменты божественного танца… танцор так пьян и безумен, что сам становится танцем.

Поэтому я говорю: если вы совпадаете с динамикой жизни, вы приближаетесь к Богу — ведь он продолжает танцевать. Не говорите, что он создал мир — он продолжает его создавать. Иначе как могут расти деревья? Как могут распускаться цветы? Мир обновляется в каждый момент своего существования. Каждое утро рождается новая, свежая жизнь.

Нет, христианский Бог — выдумка: Бог, который создал мир за шесть дней, а на седьмой отдыхал… Это не очень правдоподобно — выходной для Бога смерти подобен. Только задумайтесь: выходной для Бога — это смерть для его творения. Танцор не может уйти на покой — тогда погибнет танец. И вообще, глупа сама идея того, что Бог может устать. Он продолжает творить — он есть не что иное, как само творчество.

Перейдите от языка вещей к языку энергии. Подумайте об этом как об энергии. Дикий океан — а Бог есть дикий океан энергии — продолжает бушевать, волна за волной, и так происходит бесконечно. Начала никогда не было. Сама идея начала родилась исключительно в человеческом уме. Какое может быть начало у мира?

До возникновения дарвинизма христиане верили, что Бог создал мир в определенный день. Один глупец-теолог даже подсчитал точную дату — это было за четыре тысячи и четыре года до рождения Христа, ровно в понедельник. Должно быть, это случилось первого января…

Но тогда возникает вопрос: чем он занимался до этого? Не спрашивайте христиан — это их только злит. Даже такой человек, как Августин Блаженный, очень сильно разозлился. Кто-то спросил его — а вопрос, кстати говоря, очень естественный и даже невинный, — кто-то спросил: «Я допускаю, что Бог сотворил мир за четыре тысячи и четыре года до Рождества Христова, но я не понимаю — что он делал до этого?»

Разумеется, в христианском богословии ответа на этот вопрос не существует. Блаженный Августин сильно разозлился: «Он размышлял о том, какому наказанию предавать тех, кто задает подобные вопросы», — ответил он.

Это не очень похоже на ответ праведника. Вопрос был очень наивным, и злоба здесь неуместна. Но человек задал вопрос, который опрокинул все здание христианского богословия. Нет, начала никогда не было — его просто не могло быть, иначе возникает вопрос: а что было до сотворения мира? Точно также, никогда не наступит конец, иначе возникает вопрос: а что будет дальше? Если вы в состоянии придумать, что было до начала, тогда вы ошибочно принимаете нечто за начало. Если можете представить, что будет после конца, тогда это еще не конец.

Мир — это непрерывный процесс. «Бог» есть творчество — он создает и создает, продолжает создавать непрерывно. На самом деле, слово «создает» не очень-то меня удовлетворяет. Язык не в состоянии выразить этого. Когда я говорю «он создает», опять возникает впечатление, что он отделен от творения.

Нет, «Бог» — это и творец, и творение. «Бог» — это всеобъемлющая энергия, она становится всем: и скалой, и деревом, и человеком. Одна и та же энергия становится и грешником, и святым, она и плачет, и смеется. Одна и та же энергия становится днем и ночью, жизнью и смертью, летом и зимой — она нераздельна.

Существование — это Бог, призванный любовью, пробужденный любовью. В тот момент, когда в вас появляется способность молиться, существование становится божественным. Как только вы обретаете способность к глубокой любви, жизнь становится божественной. Происходит преображение той же самой энергии.

«Бог» не существует где-то подобно некому объекту. И если я познал его, я не смогу вам его показать. До тех пор, пока вы не позовете его, пока не пойдете ему навстречу, пока не склонитесь перед ним в молитве, вы не сможете его познать.

Но дилемма состоит в том, что сначала вы хотите быть уверенными наверняка, существует ли он — тогда вы сможете молиться. А Бог существует только через молитву, только через доверие. Но вам необходимо прежде подтвердить саму гипотезу существования Бога, тогда вы сможете доверять. Вы в затруднительном положении: если вы решаете сначала убедиться в его существовании, тогда вы никогда не сможете узнать, что такое «Бог».

Только азартный человек может постигнуть Бога — тот, кого не заботит определенность, кто готов рискнуть, кто готов поставить на карту собственную безопасность, кто готов отправиться в неизвестность, кто готов распрощаться с комфортабельным и удобным прошлым. Такие люди подобны маленьким детям — вечные странники, ведомые любопытством. Бог доступен только отважным людям. Это требует поистине великой смелости.

Нет ничего сложнее для человеческого ума — для него это почти невозможно. Сначала возникает доверие, и только затем появляется Бог. Вы создаете Бога своим доверием. Вы доверчиво раскрываете глаза, и внезапно вся ваша жизнь меняется, трансформируется — она наполняется присутствием божественного.

«Бог» находится в самой вашей природе, это ваш внутренний покой, возвращение домой. «Бог» не имеет ничего общего с теологией, скорее, он связан с тем, как вы проживаете свою жизнь — сердцем или