века стояли бы в такой сохранности! Но на то он и Санлис, маленький романтический Санлис, что в нем найдешь еще и развалины галло-римских арен, и старинную богадельню, основанную чуть не Людовиком VII, а в лесу близ Санлиса – еще и остатки римского святилища, посвященного неким богам-исцелителям… Вот они, те самые древние, священные камни Европы, поклониться которым спешил сюда сам Достоевский (а приехав, лишь падал на колени в комнате отеля перед жестокой изменщицей или напрочь увязал в игорных домах – человек слаб).

Улицы тихого, провинциального Санлиса, богатого древними строениями, издавна снились в добрых снах французским и заморским интеллектуалам. Бродил здесь Габриеле Д’Аннунцио, как и многие другие описавший Санлис в своей прозе. Году, вероятно, в 1924-м наезжал сюда и Хемингуэй (может, даже со своими коминтерновскими собутыльниками): во всяком случае, герои его «Фиесты» мечтают в поисках покоя вырваться наконец нечеловеческим усилием воли из угара парижских кабаков, поехать в Санлис, остановиться в «Большом олене» и походить по здешним лесам…

Что до меня, то я, побродив по залитому золотом закатного солнца Санлису, вышел наконец к месту, о встрече с которым мечтал еще и в России, – к фасаду аббатства Святого Винсента, перед которым стояла средних достоинств скульптура, изображавшая стройную молодую женщину с чудо-косами и долгожданной надписью «Анна Русская, королева Французская», а точнее, наверное, «Анна из России, королева Франции» (Anne de Russie…). Вечер добрый, Аннушка, вот и довелось встретиться… Конечно, русской эту киевлянку не всякий нынешний специалист по национальному вопросу согласится признать: все ж таки мама Ирина – чистая шведка, да и папа Ярослав, киевский князь, хоть и Мудрый, а, видать, варяжских кровей. Но, может, все же мудро поступили некогда местные скульптурные власти, обозначив просто – «Анн де Рюси», ибо тут- то оно главное и есть: сколько нам ни давай паспортов, скольким ни учи языкам сыздетства, мы «де Рюси», из России… Но и новые власти не оплошали. Новейшая надпись на пьедестале гласит нынче: «Анна из Киева». Совсем точно…

Как мы добрались сюда нынче через давший трещину железный занавес, это дело десятое, а вот как ты попала сюда, красавица наша Аннушка, без малого тысячу лет назад? Тоже, небось, не думала не гадала в девичьем тереме стольного града Киева. Судьба. Да еще и непростая судьба.

А было так. Овдовел в тесном и грязном городе Париже немолодой уже внук самого Гуго Капета французский король Генрих I, и не только что без жены остался, жена найдется, но и без законного сына- наследника, вот где беда… Умнейшие королевские советники решили срочно искать невесту, пока твердо еще на ногах стоит король, да вот где искать? Дошел, впрочем, до непролазно-грязного, но столичного Парижа, до острова Сите (на котором нынешний-то собор только еще строился), – дошел слух, что искать следует в отдаленном Киеве при дворе князя Ярослава Мудрого, девушки там хороши и крепки здоровьем (так, впрочем, и по сей день). Были уже европейские прецеденты. Будущий норвежский король, славный поэт и рыцарь Харальд Храбрый искал в Киеве руки Ярославовой дочки Елизаветы и, по обычаю галантно унижая себя в стихах, прилюдно жалился: «А меня ни во что ставит девка русская» (перевод стихов на сей раз не наш, а известного архитектора Львова). Венгерский же король Андрей сватался ко второй Ярославовой дочери. А тем временем дозрела уже и третья, круглолицая красавица Аннушка, посылайте, Ваше Величество, послов. Послали – и дело сделалось. Повезли шестнадцатилетнюю Аннушку через кишевшую разбойниками и прочим феодальным «беспределом» страну Европу в знаменитый ихний город Париж. А 19 мая 1051 года, на Троицу, Генрих и Анна венчались в соборе в Реймсе, хвала Богу, осталась запись, потому что не так уж многое нам от тех времен достоверно известно, а народ нынче все хочет знать достоверно, не доверяет простому сочинительству. Откуда-то все же известно, что невеста привезла с собой из родного Киева Евангелие на кириллице (но, конечно, не то, что хранится в Реймсе и что Петру Великому показывали как истинное, ибо то, как поняли поздней люди ученые, было куда новей), а также иконку с собой привезла православную (льщу себя надеждой, что были на ней изображены ее злодейски убитые дядья – святые Борис и Глеб). Что за свадьбой последовало, дело почти известное, как и то, чего ожидали от молодой королевы. Наверно, и она тревожилась – вдруг не выполнит предназначения, не окажется на высоте задач и требований. Сообщают, что она перешла в те тревожные месяцы в католическую веру и дала Господу (а Господь-то у нас один) обет, что ежели родит сына-наследника, то построит в Санлисе святое аббатство. Почему в Санлисе, тоже легко понять: там королевский был замок и там большую часть времени проводил двор, а не в тесном дворце на парижском острове Сите. В ожидаемый срок Анна произвела на свет сына-наследника, которого назвали Филиппом. Долгих сорок семь лет правил этот Филипп во Франции, но похоже, ничем не поразил воображение историков и современников, разве вот тем, что произвел на свет энергичного Людовика VI. Батюшка его Генрих I не зажился, хотя Анна родила ему и второго сына, который, впрочем, умер совсем маленьким. А насчет аббатства в Санлисе королева Анна обет свой выполнила. В Санлисе королевская чета проводила много времени, и королева предавалась там радостям охоты: «как ради чистого воздуха, – объясняет старинный летописец, – так ради и развлеченья этого, доставлявшего ей превеликое удовольствие». Ну а какой в точности Анна давала обет и какие при этом замаливала грехи, нам не известно, хотя и дошел до нас, уцелел трогательный средневековый текст, сообщавший, что часовня, положившая основание монастырю Святого Винсента, и впрямь построена была королевой Анной, которая наказывала каноникам-августинцам, чтобы «молились денно и нощно во искупление грехов короля Генриха, детей моих грехов, друзей моих грехов и моих собственных, дабы через это их, каноников, тщание предстать мне перед Господом без греха, без задоринки, как того желал Христос для своей церкви». О чем тут речь идет, о каких великих и малых прегрешениях, где ж нам с вами угадать через тысячу лет, однако кое-что донесли до наших дней не токмо что устные предания, но и пожелтевшие от времени записи. Скажем, в хартии об основании монастыря Святого Винсента, перечислив все достояние, которое она монастырю отдает, в таких словах объяснила королева свое намерение:

«Сердце мое отважилось наконец на воздвижение этой церкви во имя Христа, чтобы приобщиться мне в качестве одного из членов его небесному сообществу, спаянному одной верою во Христе, оттого и был отдан мною наказ воздвигнуть для него церковь во имя Святой Троицы, Девы Марии, Предтечи Господа и Святого Винсента-Мученика».

Освящение церкви имело место в присутствии королевы Анны 29 октября 1069 года, и надо отдать монастырю должное: и братия, и летописцы церковные долго сохраняли добрую память о киевлянке- королеве, потому что и семь веков спустя, до самой богохульной революции, каждый год 5 сентября, в годовщину ее смерти, служили здесь по ней торжественную мессу, после которой настоятель монастыря приглашал восемнадцать самых убогих и сирых вдовиц города Санлиса на поминальный обед. Но если день смерти королевы нам ведом, то год ее смерти остается неизвестен. В последний раз имя ее упомянуто в документах в 1075 году (еще не было ей сорока). О том, впрочем, что случилось в ее бурной жизни до этой даты, нам хотя и без ценных подробностей, а все же известно. С 1059 года, в котором отдал богу душу король Генрих 1, Анна управляла Францией как регентша при малолетнем сыне-наследнике. Все тогдашние королевские грамоты ими подписаны совокупно: «Рекс кум матре суа Регина», то бишь «король с матушкой своей королевой». Сохранился от тех времен даже автограф – кириллицей: «Анна реина». Одетая после смерти мужа, как принято, в белые траурные одежды (отчего и звали вдову «белой королевой»), несла 23- летняя красавица киевлянка все бремя вдовства и правления. А потом случилось событие вполне в духе того романтического и безжалостного века. То ли на охоте, то ли во время мирной прогулки в саду (поди теперь узнай точно) похитил молодую вдову-королеву Ея Величества Королевы могучий вассал граф Крепи, Рауль Валуа. Другие, впрочем, источники называют его Рауль II де Перрон, а третьи и вовсе – Рауль III Великий. Если верить не слишком друг с другом согласным старинным хроникам, был он человек умный и храбрый, однако без меры тщеславный, вероломный, беспринципный и безжалостный. Часто вел он жестокие войны, побежденных врагов облагал тяжким налогом, а город Верден (уже и тогда многострадальный) за неуплату каких-то ничтожных 20 ливров предал огню. Был он непокорен, строптив, с самим сюзереном, королем Генрихом I, не раз бывали у него стычки. Женат был уже вторично, и каждый брак умножал его состояние, а знаменитый его замок Крепи был неприступен. Первым браком сочетался он с богатой Адалаис, которая недолго прожила в браке и отдала богу душу. Если еще обнаружится, что помог он ей перейти в лучший мир, вряд ли это открытие кого удивит. Вторым браком женился он на своей родственнице Хакане (которую иные из старинных источников называют Алинор). И вот вскоре после смерти сюзерена, своего короля, умыкнул он при живой еще второй жене вдовствующую королеву, запер у себя в замке и заставил какого-то бедолагу священника их обвенчать. (Впрочем, немного до нас дошло подробностей про чрезвычайное это событие и про чувства славной нашей землячки; думается, не