которые они надевали на шеи своим умершим. Когда душа умершего, томимая жаждой, плелась по подземному царству через поля асфоделей, она должна была помнить, что нельзя пить из реки Леты. Её вода, темная от затенявших высоких кипарисов, заставляла забывать прошедшую жизнь. Душа становилась беспомощным материалом для цикла нового рождения, разрушения и смерти, и так без конца. Но если напиться из священного ключа Персефоны, скрытого в роще, тогда душа, сохраняя память и знание, покидает безысходное Колесо и становится владыкой мертвых.
Вместе с пришедшим из Азии учением о перевоплощении орфики сохранили древние местные обряды.
— От тебя, — сказал делосский философ, — учение орфиков требует помнить, что духовная будущность человека находится в его руках, а не подчинена всецело богам и судьбе, как верят все, от Египта до Карфагена. На этом пути нельзя делать уступок, отступлений, иначе, подобно глотку воды из Леты, ты выпьешь отраву зла, зависти и жадности, которые бросят тебя в дальние бездны Эреба. Мы, орфики Ионии, учим, что все люди однозначны на пути добра и равноправны в достижении знания. Разность людей от рождения огромна. Преодолеть ее, соединить всех, так же как и различие народов, можно только общим путем. Но надо смотреть, что за путь объединяет народ. Горе, если он не направлен к добру, и ещё хуже, если какой-нибудь народ считает себя превыше всех остальных, избранником богов, призванным владычествовать над другими. Такой народ заставит страдать другие и сам обречен на ещё худшие страдания, испытывая всеобщую ненависть и тратя все силы на достижение целей, ничтожных перед широтою жизни. Мы, эллины, не так давно стали на этот дикий и злой путь, ещё раньше пришли к нему египтяне и жители Сирии, а сейчас на западе зреет ещё худшее господство Рима. Оно придет к страшной власти. И власть эта будет хуже всех других, потому что римляне — не эллинского склада, темные, устремленные к целям военных захватов и сытой жизни с кровавыми зрелищами.
— Вернемся к тебе, — оборвал сам себя старый философ, — нельзя быть орфиком нашего толка, если помимо цели забывать о цене, какой досталось всё людям. Я не говорю о простых вещах, доступных рукам ремесленника, а думаю о больших постройках, храмах, городах, гаванях, кораблях, обо всем, что требует усилий множества людей. Никакой самый прекрасный храм не должен пленять тебя, если он выстроен на костях и муках тысяч рабов, никакое величие не может быть достойным, если для его достижения были убиты, умерли с голоду, потеряли свободу люди. Не только люди, но и животные, ибо их страдания тоже отягощают чашу весов судьбы. Потому многие орфики не едят мяса…
— Отец, а как приносят жертвы великим богам? — спросила Таис и вся подобралась, увидев огонь гнева в глазах учителя. Он помолчал, затем сказал грубо и отрывисто, совсем непохоже на прежнюю спокойную речь.
— Дикие жертвы диким богам приносят убийцы…
Таис смутилась. Не однажды во время бесед делосца приходило к ней чувство вторжения в запретное, кощунственного отстранения завесы, отделяющей смертных от богов.
— Не будем говорить о том, к чему ты ещё не готова!
И делосский философ отпустил Таис.
В последующие дни он учил её правильному дыханию и развитию особенной гибкости тела, позволяющей принимать позы для сосредоточения и быстрого отдыха. С детства вышколенная физически, гетера, великолепно развитая, воздержанная в пище и питье, оказалась настолько способной ученицей, что старик хлопал себя по колену, воодушевляя афинянку.
— Я могу лишь научить тебя приемам. Дальше, если захочешь и сможешь, ты пойдешь сама, ибо путь мерится не одним годом! — приговаривал он, проверяя, насколько хорошо запоминает Таис.
На шестой день — «цифре жизни» пифагорейцев, старик подробнее рассказывал Таис о праматери всех религий — Великой Богине. Вероучители лгут, стараясь доказать, что изначален бог-мужчина. Тысячелетия тому назад все народы поклонялись Великой Богине, а в семье и роде главенствовали женщины. С переходом главенства к мужчине пути стали расходиться. Древние религии были стерты с лица Геи или целиком предались вражде с женщиной, назвав её источником зла и всего нечистого.
В безмерной дали отсюда на востоке есть огромная Срединная Страна, современница уничтоженной критской. Там желтолицые и косоглазые люди считают мужское начало Янь олицетворением всего светлого, а женское начало Инь — всего темного в небе и на земле.
В знойных долинах Сирии обитает не менее древний, мудрый народ, вначале поклонявшийся Рее- Кибеле, как и критяне. Затем женское имя богини превратилось в мужское — Иегову. Ещё совсем недавно в верхнем Египте существовал культ Иеговы и двух богинь, его жен: Ашима Бетхил и Анатха Бетхил. Затем жены исчезли, и бог остался единым. На востоке совместное поклонение великой богине Ашторет, или Иштар, и Иегове раскололось на две различные веры. Первая взяла многое от обожествлявшего женщину Крита, из критской колонии Газы и древнего города мудрости Библоса. Знаменитый храм Соломона построен по подобию критских дворцов с помощью строителей Гебала-Библоса.
Вера поклонников Иеговы объявила женщину нечистой, злодейской, своими грехами вызвавшую изгнание людей из первобытного рая… Под страхом смерти женщина не смеет показаться даже мужу нагою, не смеет войти в храм. Если женщина в период менструации пройдет между двумя мужчинами — один из них обязательно умрет.
— Ты шутишь, отец, — рассмеялась Таис, — на афинской агоре умирали бы сотни мужчин в день!
— Чем нелепее вера, тем больше цепляются за неё непросвещенные люди, чем темнее их душа, тем они фанатичнее. Непрерывные войны, резня между самыми близкими народами — результат восшествия мужчины на престолы богов и царей. Всё поэтическое, что связано с Музой, исчезает, поэты становятся придворными восхвалителями грозного бога, философы оправдывают его действия, техники изобретают новые боевые средства. А если царь становится поэтом и поклоняется Музе в образе прекрасной возлюбленной, то её убивают. Такова была история коммагенского царя Соломона и Суламифи. Её должны были убить ещё и за то, что она нарушила запрет и не скрывала своей наготы.
— Но у нас в Элладе так много поэтов и художников воспевают красоту женщин, — сказала Таис.
— Да, у нас женские и мужские боги не разошлись далеко, и в этом счастье эллинов, на вечную зависть всем другим народам. В Элладе женщинам открыт мир и потому они не невежественны, как у других народов, и дети не вырастают дикарями. Тех, кто во всей красоте позирует художникам и скульпторам, не убивают, а славят, считая, что отдать красоту людям не менее почетно, чем мастеру перенести её на фреску или в мрамор. Эллины поняли силу Эроса и важность поэзии для воспитания- чувств. Мы не сумели сделать так, чтобы женщина сочетала все свои качества в одном лице, но, по крайней мере, создали два вида женщины в её двух важнейших обликах: хозяйки дома и гетеры — подруги.
— Какой же из них важней?
— Оба. И оба едины в Великой Богине-Матери, Владычице Диких Зверей и Растений. Но помни, что Великая
Богиня не живет в городах. Её обиталище — холмы и рощи, степи и горы, населенные зверями. Ещё — море, она и морская богиня. Пророки Сирии считали море прародиной всего греховного, с ним связана Рахаб — соблазнительница и наследница вавилонской богини Тиамат. Они восклицали: «Не будет больше моря!» И египтяне тоже боятся моря…
— Как странно! Мне кажется, я не смогла бы долго жить без моря, — сказала Таис, — но меня не пугает город, когда он стоит на морском берегу.
— И ты не знаешь, какому лику богини следовать? — усмехнулся философ. — Не задумывайся! Сама судьба поставила тебя гетерой, пока ты молода. Будешь старше, — сделаешься матерью, и многое изменится в тебе, но сейчас ты — Цирцея и обязана выполнять своё назначение.
На вопрос Таис — какое назначение, делосец объяснил ей, что женская богиня Муза хотя и не кровожадна, но вовсе не так добра, как это видится влюбленным в неё поэтам. Среди обычных людей существует поговорка о том, что быть поэтом, любить поэта или смеяться над ним — всё одинаково гибельно. Древние лунные богини Крита и Сирии были украшены змеями для напоминания, что их прекрасные образы скрывают Смерть, а львы сторожат свои жертвы у их ног. Таковы же их сестры: богиня- сова с горящими мудростью глазами, летающая ночью, возвещая смерть, подобно «Ночной кобылице» Деметре, или беспощадная соколиха Кирка (Цирцея), вестница гибели, владычица острова Плача — Эа на севере Внутреннего моря. Кирка — волшебница любви, превращавшая мужчин в зверей соответственно их достоинству — свиней, волков или львов. Артемис Элате (Охотница), следящая за здоровьем всех диких