забиты народом: рабы грузили и разгружали суда, купцы и надсмотрщики приглядывали за ними, нищие и святые дервиши, одетые в лохмотья, тянули руки за милостыней, торговцы в тюрбанах и одеждах из грубого хлопка наперебой предлагали свой товар. Сам город казался сотворенным из теней. Лишь яркий свет солнца мог облечь плотью призраки людей, собак, верблюдов, ослов и мальчишек, что играли в прятки на узеньких крытых улочках.

Тяжелые запахи тмина, базилика и куркумы смешивались с вонью мочи и испражнений, людских и животных; и Леонардо не мог отделаться от ощущения, что их подстерегает какая-то опасность.

Слишком тихо…

Уличный шум стихал, когда приближались Куан и солдаты, словно беда уже поджидала их. Каждая тень была предвестием опасности, ощутимой, быстрой, живой. Даже Куан нервно озирался, потом пожал плечами и сказал:

— Не тревожься о своем друге, Леонардо.

Но эти слова были сказаны настолько запоздало, что потеряли всякий смысл.

Они шли по узким улочкам, утренним базарам; их окружали плотные запахи табака, жареных орехов и кофе.

— Куда мы идем? — спросил Леонардо.

— Во дворец калифа, — сказал Куан.

— Мы встретимся с Деватдаром там?

— Нет, маэстро. Когда ты увидишь своего друга Никколо и женщину Айше, тогда ты увидишь Деватдара.

— О чем ты говоришь?

— Прежде чем предстать перед калифом, Деватдар должен выкупить тех, кто попал в рабство к турецким пиратам. Эти последователи ислама во многом похожи на мой народ.

Тут Куан улыбнулся, словно довольный собой.

— Так где же он сейчас? — взволнованно спросил Леонардо.

Мог ли он даже осмелиться подумать, что когда-нибудь снова увидит Никколо и Айше? Как фантом, проплыла она в его памяти; и мгновенная острая тоска по ней уязвила его, точно Айше была живым воплощением Джиневры и Симонетты, их духа, их объединившейся души.

— Скорее всего, именно сейчас покидает гавань.

— С мессером Колумбом?

— Капитаном-командором Колумбом, — поправил Куан. — Нет, благодарение Богу, Колумб возвращается домой, потому что калиф неминуемо обвинит его в проигрыше битвы и гибели мусульманских воинов. Здесь Колумба не ждет ничего хорошего.

Широкая мощеная, еще римская улица, по которой они шли, была пуста. Внезапно Куан подал знак солдатам укрыться под стенами. Поздно!

Леонардо услышал шелест стрелы.

Стрела ударила Куана в грудь. Он согнулся от удара, но остался невредим. Под одеждой у него находился доспех.

Посыпался ливень стрел. Солдаты укрылись под стенами, но были готовы к неизбежному, каковым оказалась вопящая толпа людей в тюрбанах и с ятаганами. Леонардо выхватил меч, и через мгновение его клинок с чавканьем вошел в чье-то тело; он даже не мог сказать, были ли те, кого он убивал, вражескими солдатами, или же он бился с тенями — тенями из плоти и крови. Он дрался за жизнь, разя каждого, кто возникал перед ним; и в кровавом мареве схватки Леонардо чудилось, что лязг мечей и доспехов — это звон церковных колоколов, зовущих к заутрене или вечерне… колоколов, истекающих кровью.

Спустя несколько секунд — или минут — Леонардо вспомнил о Бенедетто. Где он? Леонардо огляделся, отыскивая взглядом носилки с другом, но в мешанине тел и ног его было не найти.

Он размахивал мечом, чувствуя, как сталь врубается в кости и мясо; и мальчишка перед ним — лет четырнадцати, не старше, — пронзительно взвизгнул, когда из его вспоротого живота вывалились кишки, оттягивая и пятная девственно-белый лен одежды. Мгновением раньше этот мальчишка был дымом, призраком, тенью, бросившейся на Леонардо с окровавленным ятаганом.

Леонардо услышал свой голос, бормочущий молитву, хотя он не верил ни в христианского Бога, ни в иных богов. Но сейчас, на миг, когда воин-дитя рухнул перед ним, — поверил. Однако времени не было, потому что на него снова напали, а потом…

Потом все кончилось — словно враги испарились, исчезли тараканами в мельчайших трещинах и дырочках мостовой. Тишину нарушало лишь хриплое дыхание людей, пытавшихся унять бешеное сердцебиение.

Леонардо отыскал Бенедетто — тот был жив и в сознании. Солдаты, что несли носилки, их и обороняли. Пусть Бенедетто был чужак, защитить его было делом их чести. Зороастро и Америго отделались несколькими царапинами.

Леонардо повернулся к Куану.

— Ты сознательно вверг нас в опасность, — гневно сказал он.

Куан прямо взглянул на него.

— Деватдар всегда в опасности, — тихо сказал он, — и будь он с нами, это ничего бы не изменило.

— Но его не было с нами, — возразил Леонардо. — Хотя враги его и не знали об этом, потому что ты обрядился в его одежду.

— Нет, Леонардо, эта одежда — моя.

— Скажи еще, что ты — последователь ислама!

Куан кивнул.

— Мы были приманкой, — сказал Леонардо. — Ты знал, что на нас могут напасть, верно?

— Такие слухи витали в воздухе, но безопасность Деватдара важнее нашей.

— Мы не отдавали своих жизней тебе в залог!

Куан лишь пожал плечами.

— Надо перевязать твою рану. Ты истекаешь кровью.

Только после слов Куана Леонардо ощутил пульсирующую боль слева в голове и вспомнил, что, отбив лезвие сарацинского топора, тут же получил удар по голове его рукоятью.

И сейчас Леонардо, как во сне, увидел над собой лицо Куана, огромное и гладкое, как небесный свод.