— Мне очень приятно, милые друзья, — начал Америго де Бенчи, — объявить о помолвке моей прекрасной дочери Джиневры с моим другом и партнером Луиджи ди Бернардо Николини. Мы ждем всех вас в тот день, когда невеста войдет в свой новый дом — разумеется, в великолепный фамильный дворец нашего господина и повелителя. Обещаю вам, это будет великое событие! Я хочу также объявить, — продолжал он, когда стихли аплодисменты, — что мы намерены заказать портрет нашей прекрасной дочери, чтобы отметить ее грядущую свадьбу. — Он повернулся к Леонардо: — Я договорился с мастером Андреа, чтобы портрет писал ты. Согласен?

Леонардо ощутил, как Сандро легонько ткнул двумя пальцами в его спину, и сказал:

— Да, мессер Бенчи, конечно. Я польщен.

Все снова захлопали: во Флоренции Леонардо уже сейчас считался одним из самых многообещающих художников. Поговаривали, что скоро он покинет Верроккьо и откроет свою мастерскую.

— Никто не пишет картин лучше Леонардо, — сказала Джиневра. — Разве что Сандро, — поспешно добавила она, улыбнувшись Боттичелли.

— Я-то наверняка не пишу как Леонардо, — с шутливым раздражением отозвался Сандро. — Что он, что Паоло Уччелло — их волнует только перспектива. Я же могу сотворить подобные пейзажи, просто шлепнув по холсту губкой, пропитанной красками, — чтобы уже больше не отвлекаться от настоящей живописи.

Леонардо не принял вызова. Он смотрел на Джиневру, но она отвела глаза; и в этот миг ему показалось, что она разлюбила его. Однако он знал, что это неправда. Это лишь его же чувства обратились против него. Как он мог ждать от нее иного?

— Леонардо, теперь ты должен звать меня Америго, как и твой отец, — сказал Америго де Бенчи, притянув к себе дочь. — В конце концов, ты отныне наш семейный художник.

При этих словах Джиневра осторожно улыбнулась Леонардо, но вдруг побледнела, словно вот-вот готова была лишиться чувств.

Леонардо захотелось обнять ее и прекратить весь этот балаган.

— Что с тобой, Джиневра?

— Все хорошо, — сказала она, предостерегая его. Она смотрела на отца и на престарелого жениха. — Правда, хорошо!

Жестом собственника Николини привлек ее к себе и что-то зашептал на ухо. В ответ она покачала головой, но он все равно не отпустил ее. Пару секунд он твердо смотрел на Леонардо, будто говоря, что он, и только он, имеет права на эту девушку. Обозленный, униженный, Леонардо все же отвел взгляд.

Гости сомкнулись вокруг Джиневры, ее отца и Николини, осыпая их поздравлениями. Джиневра снова была весела и оживленна. Америго де Бенчи пожимал руки друзьям, принимал поздравления, а потом сказал Леонардо:

— Твой отец сожалел, что не сможет присутствовать на этом празднике. Он уехал по делам Синьории.

Леонардо рассеянно кивнул:

— Вот как?

Поздравители все теснились, толкая его локтями. Он понятия не имел, где находится в эти дни его отец. Синьор Пьеро да Винчи взял третью жену, юную Маргериту ди Гульельмо, и надеялся, что она подарит ему законного наследника. Хотя отец всегда был щедр и любил семейные встречи, Леонардо знал, что теперь, когда Маргарита на сносях, он стал в отцовском доме нежеланным гостем.

С радостью Леонардо позволил Сандро увлечь себя в тихий уголок студии и пригубил густого терпкого вина, предложенного Боттичелли.

— Стало быть, ты отпустил Джиневру, — заметил Сандро.

Леонардо молча кивнул.

— Свободным быть лучше, — с улыбкой продолжал Сандро. — К тому же тебе надо поддерживать репутацию.

— Что я и делаю.

Леонардо глотнул еще вина. Сандро наклонился к нему.

— Не тревожься, друг мой. Кто любит тебя — поймут; остальные же пусть считают, что ты поменял ее на другую или бросил ради солидного приданого.

— Спасибо за поддержку, старина, — сказал Леонардо. — Стоит только помнить, что Джиневра выходит за одного из богатейших людей Флоренции. Вряд ли даже тебе удастся убедить наших друзей и дружков, что это я ее бросил. Петух не несет яйца.

— Ну, были ведь и другие слухи, — усмехнулся Сандро. — Как же без них? Все уважают и любят Америго де Бенчи, но даже его друзья не настолько слепы и глухи, чтобы не прослышать о… сделке.

Леонардо горько улыбнулся. Итак, слухи уже поползли.

— Я знаю, что она значит для тебя, — продолжал Боттичелли, — и все мы подыграем тебе, обещаю. Прежде ты выплывал из более глубоких омутов — на одной лишь браваде. Ее у тебя всегда было в достатке. Так себя и веди.

— Она выйдет за меня.

Леонардо проговорил это настойчиво, но, едва сказав, пожалел о своих словах.

Сандро слегка опешил.

— Надеюсь, будет по-твоему, — промолвил он, приходя в себя. — Но между тем приятно хотя бы на время заполучить тебя в компанию. Ты стал ужасным занудой с тех пор, как попался в сети Купидона. Тебе будет полезно еще чуть-чуть погулять с друзьями… конечно, только для того, — заразительно улыбнулся Сандро, — чтобы сохранить свою репутацию в глазах толпы.

— Конечно, — сказал Леонардо. — Ты прав. И… спасибо тебе.

Он еще отыграется за все — потом, когда вернет себе Джиневру.

— Вот и ладно, — сказал Сандро. — Только прекрати накачиваться вином мастера Андреа — еще обделаешься. Пожалей исподнее.

— Не волнуйся, — хмыкнул Леонардо. — Я белья не ношу. У меня и без того костюм узкий.

— Так вот почему ты едва кланяешься! — съязвил Сандро, разряжая напряжение.

Тем не менее Леонардо казалось, что все вокруг перешептываются и смеются над ним, как будто ему наставили рога. Частичка злости на Джиневру за то, что она с ним сделала, застряла льдышкой в его груди.

Да Винчи решил, едва закончится праздник, с головой уйти в работу. У него был важный заказ на завершение части алтаря в церкви Святого Бернарда, два изображения Богоматери в различных стадиях работы, и еще ему надо подумать над Великой Птицей, которую не худо бы подготовить к первому полету…

Дел, чтобы занять себя, у него имелось предостаточно.