Зороастро в зале пыток?
— Александр, — сказал Леонардо, — собрал бы ангелов в небесах и направил бы их летать над войском своих врагов.
Калиф улыбнулся и кивнул.
— Мы уже один раз видели, как ангел летал над нашим войском, не так ли? — Он поглядел на Хилала, который устраивал полет Миткаля в летающей машине Леонардо в замке калифа. — А теперь это зрелище ждет Мустафу.
— Поздравляю, — сказал Куан, когда они вместе покинули шатер калифа.
— С чем? — горько спросил Леонардо. — С тем, что я приговорил детей умереть на турецких пиках?
— Ты дал совет калифу, и он его принял. А это немало.
— У калифа достаточно советников, — сказал Леонардо.
Куан улыбнулся:
— Более чем достаточно, но это для него лишь один из способов проявлять… щедрость. Он полагается только на самого себя.
— А как же ты и Хилал?
— Иногда калиф прислушивается к одному из нас, иногда к другому.
— Но на сей раз он прислушался к вам обоим.
— Он прислушался к тебе, маэстро, — поправил его Куан.
Леонардо выдавил смешок.
— Калиф был прав, Куан? Ты ненавидишь Хилала?
— Калиф никогда не ошибается, — сказал Куан.
— Ну разумеется!
— Скажем так: я сильно не доверяю Хилалу.
— Однако сегодня тебе пришлось ему довериться.
— У нас не было иного выхода. Ты же не хочешь, чтобы Турок победил?
— Я не позволю Миткалю и другим мальчикам лететь одним, — задумчиво сказал Леонардо. — Я полечу с ними.
— Боюсь, Леонардо, что это невозможно, — сказал Куан.
— Отчего бы это?
— Калиф слишком дорожит тобой.
— Я полечу!
— Нет, Леонардо. Обещаю тебе, что нет. Если эти дети погибнут, служа своему повелителю, наградой им будет рай. Хилал не допустит, чтобы ты принизил их высокую участь, пытаясь их спасти. Кроме того, ты, скорее всего, сам будешь им помехой. Они долго тренировались, а ты нет. — Он печально улыбнулся, как бы смакуя шутку перед тем, как высказать ее вслух. — Рай не для тебя, Леонардо, ибо никто не может проникнуть туда с помощью убеждений. Но не тревожься, маэстро, здесь, на земле, будет довольно смерти, чтобы не оставить в праздности ни тебя, ни всех нас.
В этот день армия осталась в лагере. Ловушка была готова.
Кайит-бей даже согласился с идеей Леонардо устроить, на манер Александра, военные игры, чтобы разжечь любопытство турок и подманить их поближе. Леонардо был в своей стихии — он точно готовил праздник, цирковое представление, турнир. Если мальчикам суждено погибнуть, то же суждено и туркам. Леонардо переполняла решимость позаботиться об этом. В его представлении каждый турок был воплощением его рока, Николини… Николини, который завладел Джиневрой, захватил ее в плен с той же грубой жестокостью, с какой Мехмед захватил Айше. Как будто Леонардо нуждался в ненависти, чтобы отвлечься, как будто эта хитроумная ловушка должна была уничтожить в нем память и вину. Если б только он не был одержим птицами, полетом и механизмами войны! Зачем он исследовал тайны Господни, силясь превзойти идеи и творения древних? Почему он не мог жить, как Пьетро Перуджино, которому всего-то и нужно было от жизни, что жить в приличном доме и рисовать?
А Леонардо оставалось только оглушать себя наркотиком гнева и работы.
Турки наверняка убьют мальчиков, смертоносных херувимов, которые сбросят на них огонь с высоты. И Леонардо должен быть уверен, что они заплатят за все: за Айше, за Джиневру…
За Никколо.
Могло показаться, что дети уже мертвы.
Покуда расставляли и маскировали пушки, которые должны были открыть перекрестный огонь по вероятным позициям турок, Леонардо поставил колыхавшиеся на ветру павильоны из шестов и ткани Куановых воздушных шаров. Был приготовлен пир, на который ушли последние припасы армии. На видных местах расставили высокие шесты, увенчав их золотыми и серебряными яблоками. К полудню мамлюки, нарядно разодевшись, уже скакали бешеным аллюром по равнине, стараясь на скаку сбить стрелами как можно больше яблок.
Турки заглотили наживку и спустились с горных склонов туда, где их легко можно было разглядеть из лагеря калифа. Они даже приветственно кричали лихим героям, которые ухитрялись на полном скаку выпустить двадцать стрел и сбить двадцать золотых и серебряных яблок. Эти игры как нельзя лучше подходили для турок — они и были турецкого происхождения; а одного запаха жарящегося мяса было довольно, чтобы выманить на равнину все войско Мустафы до последнего солдата.
Все, кто был в лагере — и арабы и персы, — знали, что скоро начнется кровопролитие; казалось, и животные чуяли это, потому что вели себя беспокойно, как перед бурей. Но Леонардо мог только наблюдать за играми и ждать. Он попытался пойти за мальчиками к утесу, с которого должны были слететь машины, но гвардейцы Хилала остановили его, едва да Винчи вышел из лагеря. Они позвали Хилала, который был разъярен, словно это Леонардо отдал приказ послать детей на смерть.
Сандро и Америго подошли к Леонардо. Усталые, смуглые, исхудавшие, они смахивали на бедуинов.
— Леонардо, — сказал Америго, — калиф желает, чтобы ты находился рядом с ним.
— И он послал тебя сообщить об этом? — спросил Леонардо. — Что-то мне не верится. Тебя и Пузырька?
— Меня послал Куан, — сказал Америго.
— Тогда кто же послал Сандро?
— Ты все усложняешь, — сказал Боттичелли. — Твой гнев должен быть направлен на меня, а не на Америго.
— Извините. Я вовсе не злюсь на вас. Зачем я понадобился калифу?
Они говорили на тосканском диалекте, естественно перейдя на этот язык, словно их беседа должна была остаться тайной.
— Скоро начнется, — сказал Америго.
Леонардо захохотал.
— Да об этом знает всякая шлюха и всякий раб! Все они с волнением ждут «чуда», не думая о том, что, возможно, именно их кровь оросит сегодня землю.
— И калиф желает, чтобы ты стоял рядом и защищал его, если понадобится, — закончил Америго фразу, прерванную смехом Леонардо. — Вначале мы хотели быть все вместе, но…
— Что же изменилось потом? — спросил Леонардо.
Америго явно смутился.
— Я пытался заговорить с тобой, но ты не обратил на меня внимания.
— Не может такого быть!
— Да сегодня утром ты просто прошел мимо меня!
— Я не помню даже… — Леонардо оборвал себя, вздохнул и сказал: — Я по тебе скучал, Америго.
— И я по тебе. Как и Сандро, я…
Америго умолк и лишь покачал головой, не в силах подыскать слова, чтобы выразить свои
