— Да, но в караульной есть два стражника.

Он рассказал нам о том, что ждет нас за потайной дверью. Это были маленькие ворота, врезанные во внешнюю стену замка, и сразу за ними, огибая стену, вправо поднимались ступеньки. На полпути вверх была широкая площадка, на которую выходила караульная. Затем ступени вновь круто шли вверх, оканчиваясь у небольшой дверцы, ведущей в покои герцога.

— Охрана знает? — спросил я.

Он покачал головой:

— Мы боялись рисковать, господин. Всех людей, которые остались с леди Игрейной, герцог отбирал лично.

— Лестница хорошо освещена?

— Факелом. Я позаботился о том, чтобы от него сегодня было больше дыма, нежели света.

Я оглянулся через плечо: серый жеребец, словно призрак, ступал сквозь темноту у меня за спиной. Ральф повысил голос, чтобы перекричать ветер, воющий над лощиной, и я было подумал, что король подъедет ближе, чтобы выяснить, о чем мы говорим. Но он молчал, как молчал все время пути. Казалось, он и в самом деле довольствовался тем, что вверил себя в руки судьбы. Или в мои руки.

Я вновь обернулся к Ральфу, наклонился, опираясь на луку седла.

— Есть ли пароль?

— Да, господин. Пилигрим. А еще госпожа прислала королю кольцо, которое тот должен надеть. Герцог иногда носит его. Здесь тропа кончается, тебе видно? Почти отвесно обрывается к берегу. — Он остановился, успокаивая лошадь, а затем животное прыгнуло вниз, заскрежетав копытами по гальке. — Лошадей вы оставите здесь, господин.

Я с благодарностью спешился. Насколько я мог судить, мы очутились в защищенной бухточке, укрытой от ветра скалистым мысом слева от нас, но, прорываясь за его оконечность, выплескивались на прибрежную гальку, ревели волны, словно армии сходились в яростном сражении. По правую руку от нас высился еще один высокий мыс, а между ними простерлась белая полоса прибоя, разбивающегося о черные зубы скал. Поток, вдоль которого мы ехали, низвергался к морю двумя каскадами, и ветер вздымал их, подобно прядям волос. За этим мечущимся водопадом, под нависшей стеной главного утеса было укрытие для лошадей.

— Тропинка вон там. — Ральф указал на большой мыс слева от нас. — Предупреди короля, чтобы держался как можно ближе ко мне и не отставал. Стоит в такую ночь оступиться, и не успеешь на помощь позвать, как отлив унесет тебя к самым западным звездам.

Серый жеребец, глухо стукнув копытом, остановился возле нас, и король спрыгнул на землю. В темноте я услышал его смех, знакомый мне — резкий и ликующий. Даже не ожидай его в конце пути желанная награда, он и тогда бы не отступился. Опасность пьянила и ласкала Утера.

Остальные двое наших спутников поравнялись с нами и спешились, и Кадал собрал поводья. Утер стал рядом со мной, всматриваясь в накатывающие, ревущие волны.

— Нам что, придется плыть?

— Возможно, дойдет и до этого. Волны, похоже, вздымаются по самые стены замка.

Он стоял совершенно неподвижно, устремив взгляд на вершину мыса, и, казалось, не замечал ни порывов ветра и ни жалившего холодом дождя. Там, высоко в штормовом небе, светился огонек.

Я тронул его за руку:

— Послушай. Все идет так, как мы и ожидали. У калитки будет привратник, Феликс, а в караульной — два вооруженных стражника. Света на лестнице будет немного. Ты знаешь, куда идти. Будет вполне достаточно, когда мы войдем, тихо поблагодарить Феликса и быстро подняться по лестнице. Марсия, та старуха, встретит тебя у двери в покои Игрейны и проведет внутрь. Остальное предоставь нам. Если дойдет до схватки, нас будет трое против них троих, и в такую ночь никто не услышит ни звука. Я приду за час до рассвета и пошлю за тобой Марсию. Больше нам поговорить не удастся. Держись как можно ближе к Ральфу, тропа очень опасна. Ральф же передаст тебе кольцо и пароль. А теперь вперед!

Ни слова мне не ответив, он отвернулся и зашагал по осыпающейся гальке к ожидавшему юноше. Оглянувшись, я увидел рядом с собой Кадала, сжимавшего в руке поводья четырех лошадей. По его лицу, как и по моему, стекали капли дождя, а плащ развевался словно грозовая туча.

— Ты все слышал. За час до рассвета.

Он тоже смотрел вверх на утес, где высоко над нами навис замок. На мгновение ветер разорвал тучи, и лунный свет неожиданно высветил крепостные стены, словно выраставшие из скалы, ниже которых утес почти вертикально обрывался в ревущее море. Мыс соединялся с материком естественной скальной перемычкой, чьи отвесные камни были отполированы морем, словно начищенное лезвие меча. Казалось, из нашей бухточки на берегу нет иного выхода, кроме как по лощине; нельзя было выбраться ни к форту на материке, ни к дороге, ни к главной крепости. Неудивительно, что здесь не было постов. А тропку к потайной калитке сможет удержать и один человек против целой армии.

— Я останусь с лошадьми здесь, под навесом, — какое-никакое, а все же укрытие, — говорил тем временем Кадал. — И хотя бы ради меня, если не ради этого влюбленного господина, не опаздывайте. Если они там наверху хоть что-нибудь заподозрят, мы, считай, попались как крысы в ловушку. Ты знаешь, что эту проклятую лощинку они могут перекрыть так же быстро, как и верхнюю дорогу? А мне бы не хотелось выбираться отсюда вплавь.

— Мне тоже. Успокойся, Кадал, я знаю, что делаю.

— Я тебе верю. Что-то с тобой происходит… Как ты говорил с королем, не подбирая слов, ты и со слугами так не обращаешься. А он ни слова не возразил, делал все, как ты приказывал. Да, я бы тоже сказал, что ты знаешь, что делаешь. И это хорошо, господин Мерлин, потому что, будь это не так, ты ведь понимаешь, что ради удовлетворенья минутной страсти рискуешь жизнью верховного короля Британии?

Я сделал то, чего никогда не делал прежде; не в моем обычае это было. Я накрыл ладонью руку Кадала, сжимавшую поводья. Лошади, мокрые и печальные, притихли, повернувшись крупами к ветру и опустив головы.

— Если Утер войдет сегодня ночью в замок, — начал я, — и возляжет с ней, то пусть его потом даже убьют в той постели; для бога, Кадал, это будет иметь не больше значенья, чем клочок морской пены. Говорю тебе, из трудов этой ночи явится король, чье имя станет щитом и знаменем для людей и останется таковым, пока прекрасная эта земля не погрузится в те самые воды, что ее окружают, и пока люди не покинут эту землю, чтобы жить среди звезд. Ты полагаешь, Утер — это король, а, Кадал? Он всего лишь регент того, кто был до него и кто придет за ним, — короля отныне и навсегда. А в эту ночь он и того меньше: он — орудие, а она — сосуд, а я… я дух, слово, созданье воздуха и темноты, и в моих силах повлиять на ход событий не больше, чем в силах тростинки помешать дуть в нее богу. Ты и я, Кадал, мы беспомощны, как опавшие листья в волнах этой бухты. — Я отпустил его руку. — За час до рассвета.

— До встречи, мой господин.

На том я оставил его и, сопровождаемый Ульфином, зашагал по гальке к подножию черного утеса, где ждали нас Ральф и король.

Думаю, сейчас даже при свете дня я все равно не смог бы снова отыскать тропинку без провожатого, не говоря уже о том, чтобы в одиночку взобраться по ней. Ральф шел первым, за ним — король, положив ему на плечо руку, дальше — я, держась за полу Утерового плаща, и Ульфин, цеплявшийся за мой плащ. К счастью, скала, на которой стоял замок, защищала нас от ветра: в противном случае восхожденье было бы невозможным — буря сорвала бы нас с утеса как перышки. Но от моря ничто не могло нас укрыть. Бурные волны, должно быть, поднимались не менее чем на сорок футов, а огромные валы, те, что зовут еще самым страшным девятым валом, с ревом взмывали над нами словно исполинские башни, чтобы обдать нас водопадом соленых брызг.

Разбушевавшаяся стихия помогла нам в одном: белизна морской пены отражала тусклый свет, лившийся с неба. Наконец над нашими головами возникло подножие замковой стены, выраставшей из самой