порядке?», когда медсестра трижды вызвала меня к зубному, а я не услышала, или отказ участвовать в телефонном опросе под предлогом занятости, когда на самом деле я сидела в кухне без движения и смотрела в никуда. Затем я стала врать всерьез. Готовила ростбиф на ужин и забывала, что духовка включена, а потом уверяла Шона, мечущегося в клубах черного дыма, что мне продали некачественное мясо. Улыбалась соседям и говорила, что всё у нас хорошо. А когда твоя воспитательница позвонила и пригласила обсудить некий «инцидент», я притворилась, будто понятия не имею, что в принципе могло тебя расстроить.

Тебя я увидела в пустом классе, на крохотном стульчике у стола мисс Уоткинс. Переход в обычный садик из специализированного оказался вовсе не таким безоблачным, как я надеялась. Да, к тебе приставили помощницу, чьи услуги оплачивал штат Нью-Гэмпшир, но мне приходилось кровью и потом добиваться каждого послабления: чтобы тебе позволяли самой ходить в туалет и играть на уроках физкультуры, если игры были не слишком опасные и утомительные. Единственным плюсом была возможность отвлечься от мыслей о суде. Минусом — что мне не разрешали оставаться с тобой и лично тебя контролировать. Училась ты с новыми детьми, которые тебя не знали. И что такое ОП, они тоже не знали. Когда я спросила тебя, как прошел первый день занятий, ты рассказала, что вы с Мартой играли с цветными палочками и вас обеих взяли в одну команду для игры в «захват флага». Я обрадовалась, что у тебя появилась новая подруга, и спросила, не хочешь ли ты позвать ее в гости.

«Вряд ли у нее получится, — сказала ты. — Ей надо готовить обед для всей семьи». Как выяснилось, из всего класса ты подружилась только со своей сиделкой.

Увидев, что я пожимаю учительнице руку, ты сверкнула глазками, но не сказала ни слова.

— Привет, Уиллоу! — сказала я, присаживаясь рядом с тобой. — Говорят, сегодня у тебя были неприятности.

— Сама расскажешь или лучше мне? — спросила мисс Уоткинс.

Ты скрестила руки на груди и помотала головой.

— Сегодня утром двое детей позвали Уиллоу разыгрывать какую-то воображаемую пьесу.

Лицо у меня просияло.

— Но это же прекрасно! Уиллоу — большая фантазерка. — Я повернулась к тебе. — Кем вы были? Животными? Или врачами? А может, космонавтами?

— Они играли в дочки-матери, — пояснила мисс Уоткинс. — Кэссиди играла роль мамы, Дэниел — папы…

— А из меня хотели сделать ребенка! — закричала ты. — А я не ребенок!

— Уиллоу очень переживает из-за своего роста, — пояснила я. — Мы предпочитаем называть ее телосложение «компактным».

— Мама, они все говорили, что я самая маленькая и поэтому должна быть ребенком! А я не хотела быть ребенком. Я хотела быть папой.

Об этом, насколько я поняла, мисс Уоткинс слышала впервые.

— Папой? — переспросила я. — А почему не мамой?

— Потому что мамы запираются в ванной, и плачут, и включают воду, чтобы их никто не слышал.

Мисс Уоткинс посмотрела на меня.

— Миссис О’Киф, — сказала она, — думаю, нам стоит поговорить.

Мы целых пять минут ехали молча.

— Нельзя ставить подножку Кэссиди, когда она идет на полдник.

Хотя, надо отдать должное, смекалка у тебя дай боже: в твоем распоряжении было не так-то много способов причинить кому-то боль, не пострадав при этом сильнее. Подножка — это был очень разумный, пускай и зловредный ход.

— Уиллоу, тебе ведь не хочется в первую же неделю заслужить репутацию хулиганки?

Я не стала рассказывать тебе, что когда мы с мисс Уоткинс вышли в коридор, она спросила, не может ли причина твоего поведения в школе крыться в проблемах дома. Я нагло соврала. «Нет, — ответила я, притворно задумавшись на минуту. — Понятия не имею, с чего она это взяла. Впрочем, Уиллоу всегда отличалась развитым воображением».

— Ну? — подстегнула я тебя, ожидая хоть какого-то раскаяния. — Ничего не хочешь сказать?

Я покосилась в зеркальце заднего вида, ожидая ответа. Ты кивнула. В глазах у тебя стояли слезы.

— Только не прогоняй меня, мамочка.

Если бы я в это время не стояла на светофоре, то, наверное, врезалась бы в машину впереди. Твои худенькие плечики дрожали, из носа текли сопли.

— Я буду хорошо себя вести! — причитала ты. — Лучше всех!

— Уиллоу, заинька, ты и так лучше всех!

Я почувствовала себя в западне под ремнем безопасности; те десять секунд, которые потребовались на смену сигнала, тоже показались мне ловушкой. Едва зажегся зеленый, я свернула в первый попавшийся закоулок. Выключив мотор, я полезла на заднее сиденье, чтобы высвободить тебя. Сиденье, как и твою детскую кроватку, пришлось усовершенствовать: спинка осталась прямой, но застежки обшили поролоном, потому что иначе ты могла сломать что-нибудь даже от резкого торможения. Я осторожно сняла ремни и принялась покачивать тебя на руках.

Я еще не говорила с тобой об иске. Уверяла себя, будто стремлюсь сберечь блаженное неведение как можно дольше. И от мисс Уоткинс я это утаила якобы по той же причине. Но чем дольше я откладывала этот разговор, тем выше была вероятность, что ты узнаешь сама. Например, от одноклассника. А этого я допустить не могла.

Кого же я хотела защитить — тебя или все-таки себя? Может быть, именно этот момент я вспомню месяцы спустя, вспомню как начало нашего разлада? «Да, мы сидели под кленом на Эпплтонлэйн, когда моя дочь меня возненавидела».

— Уиллоу… — начала я, но в горле стало так сухо, что пришлось сглотнуть слюну. — Если кто и вел себя плохо, то только я. Помнишь, как мы ходили к адвокату после поездки в Диснейленд?

— К какому — к дяде или тете?

— К тете. Она нам поможет.

Ты непонимающе моргнула.

— В чем поможет?

Я не сразу нашлась с ответом. Как, спрашивается, объяснить функционирование судебной системы пятилетнему ребенку?

— Ты же знаешь, что в мире есть некоторые правила. И дома, и в школе. Что происходит, если ты нарушишь правила?

— Тебя ставят в угол.

— Так вот, взрослые тоже подчиняются правилам. Например, нельзя причинять другим людям боль. Или брать чужое. А если ты нарушишь правило, тебя наказывают. Если кто-то нарушил правило и тббе от этого было плохо, тебе помогут адвокаты. Они делают всё, чтобы виновный понес наказание.

— Как в тот раз, когда Амелия украла мой блестящий лак для ногтей и вы заставили ее купить такой же на карманные деньги?

— Именно.

На твои глаза снова набежали слезы.

— Я нарушила правила в школе, и теперь адвокаты выгонят меня из дома! — всхлипнула ты.

— Никто никого не выгонит, — заверила я. — Тем более тебя. Ты не нарушала правил. Их нарушил другой человек.

— Наш папа? И поэтому он не хочет, чтобы ты ходила к адвокату?

Я была ошарашена.

— Ты слышала, как мы об этом говорим?

— Я слышала, как вы об этом кричите.

— Нет, не папа. И не Амелия. — Я сделала глубокий вдох. — Пайпер.

— Пайпер что-то у нас украла?!