странам. Оно представляет собой маятниковое движение: каждая партия переходит от оппозиции к власти и от власти — к оппозиции. Классическим примером его по-прежнему служит Англия (табл. 33). В XIX веке парламентское большинство, в течение пятидесяти лет принадлежавшее тори, переходит к вигам (1832– 1841 гг.); в 1847 г. оно вновь сменилось незначительным либеральным большинством (перевес в 2 голоса) и таким же консервативным в 1852 г. (8 голосов); либеральным (с 1857 до 1874 г.); консервативным с 1874; либеральным с 1880 до 1886 г. (при поддержке ирландцев в 1885); консервативным в 1886 г.; либерально- ирландским в 1892 г.; консервативным с 1895 до 1906 г. В 1906 г. парламентское большинство вновь возвращается к либералам, которые сумели сохранить его до 1910 г. лишь в союзе с ирландцами; они утратили его в 1918 г. — уже навсегда. Выход на политическую сцену лейбористов нарушает механизм чередования в 1923 и 1929 г., когда ни одна партия не добилась абсолютного большинства, тем не менее, маятниковое движение продолжает вырисовываться: консервативное большинство с 1918 по 1923 г., лейбористско-либеральное в 1923 г., консервативное с 1924 по 1929 г., лейбористско-либеральное в 1929 г. С 1931 г. вновь установилось чередование: консервативное большинство с 1931 по 1945 г., и с тех пор — лейбористское. То же самое наблюдается и в США: после гражданской войны между Севером и Югом республиканцы удерживали большинство в Палате представителей вплоть до 1875 г.; в 1875–1881 гг. им обладали демократы; в 1881 г. им вновь завладели республиканцы, в 1887 — демократы, в 1889 — республиканцы, в 1891–1895 гг. — демократы, и затем его снова заполучили вплоть до самого 1911 г. республиканцы; демократы добились его в 1911–1921 гг. Между двумя мировыми войнами в 1921–1931 гг. существовало республиканское большинство, а затем — снова демократическое. До введения пропорциональной системы пример такого же чередования являла и Бельгия (табл. 34).
Это маятниковое движение служило объектом самых различных толкований. Гашек в своем исследовании английской политической системы2 сформулировал закон дезинтеграции партии большинства, связанный, как он полагал, с двумя основными механизмами. С одной стороны, отправление власти обязывает партию отступать от своей программы, не сводя ее целиком и полностью лишь к обещаниям, данным избирателям; в результате известная их часть, разумеется, чувствует себя обманутой и отдает свои голоса конкурирующей партии. С другой стороны, сама правительственная деятельность естественно вызывает разногласия внутри партии большинства: усиливается разрыв между непримиримой левой и более умеренной правой. Оппозиционной партии легче сохранить единство, чем правящей: каковы бы ни были расхождения между ее членами, они достигают согласия, чтобы бороться против правящей партии и занять ее место; когда же оно завоевано, эти расхождения вновь проявляются в полной мере. Таким образом, отправление власти имеет своим следствием процесс дезинтеграции правящей партии, что ослабляет ее в пользу соперника. Последний столь же естественно стремится занять ее место, но стоит ему там расположиться, как процесс дезинтеграции оборачивается против него и начинает благоприятствовать побежденной. В целом это описание соответствует действительности. Можно привести множество примеров, свидетельствующих об истощении и даже распаде правящих партий. Расколы английских либералов в конце XIX века, особенно в 1885 и 1892 г., непосредственно подсказали Гашеку его выводы; сюда же можно отнести и кризис лейбористской партии в 1931 г.; внутреннюю борьбу в либеральной партии Бельгии в XIX веке, из-за чего ей пришлось уступить место католикам, etc.
Однако чередование обнаруживается главным образом в двухпартийных режимах, а деградация правящих партий — явление всеобщее, поэтому второе все же недостаточно объясняет первое. Очевидно, весьма важную роль играет число партий: чередование предполагает дуализм. Но существенным фактором выступает и избирательный режим. Уже отмечалось, что мажоритарное голосование в один тур имеет тенденцию к сверхпредставительству наиболее сильной партии (это означает, что в парламенте она получает процент мест, превышающий процент полученных ею голосов — по отношению ко всем поданным в стране) и заниженному представительству наиболее слабой. Как следствие, усиливаются колебания электората, но само по себе это еще не ведет к чередованию, а всего лишь делает его более заметным. Истинное действие избирательного режима проявляется косвенно: мажоритарные выборы с единственным туром ведут к дуализму партий, а уже сам дуализм ведет затем к их чередованию. Тем не менее, совпадение мажоритарного голосования с двухпартийностью не абсолютно: чередование можно встретить и там, где приняты избирательные коалиции. В Нидерландах, например, до введения пропорциональной системы отмечается почти правильное чередование партий консервативного большинства (образуемого католиками и антиреволюционной партией) и либерального (образуемого либералами и радикалами): консервативное большинство в 1888 г., либеральное в 1891–1901 гг., консервативное в 1901, либеральное в 1905, консервативное в 1909, либеральное в 1913 г. Такое же регулярное чередование, как и в Англии.
Чередованию партий у власти прямо противостоит стабильное ее разделение между ними: первое соответствует большей подвижности размеров партий, тогда как разделение — большей их стабильности. Стабильное разделение власти объясняется отсутствием значительных колебаний парламентского представительства партий в течение достаточно длительного периода. Два момента должны быть приняты здесь во внимание: малая амплитуда разрывов в количестве мест, получаемых одной и той же партией на двух следующих друг за другом выборах, и редкость каких-либо долговременных процессов. Ясно, что фиксировать точную количественную границу для определения первого момента затруднительно. Тем не менее наблюдение подсказывает, что разрывы, не превышающие 5 % общего количества парламентских мест, следует рассматривать как малые, и от 5 % до 10 % — как средние. Если последние носят характер исключения, а малые выступают правилом, можно говорить о стабильном разделении власти, Нужно также, чтобы эти разрывы, как бы малы они ни были, не проявлялись всегда в одном и том же направлении: в противном случае происходят глубокие изменения — медленные, но реальные. Ясно, что абсолютная неподвижность не достигается никогда, но в некоторых странах имеют место четко выраженные периоды стабильности. В иные моменты перегруппировку партий вызывают технические или политические причины: прежнее соотношение сил сменяется новым. Но равновесие затем имеет тенденцию восстанавливаться. Так, война 1939–1945 гг. вызвала перегруппировку партий в стабильных странах, как к этому привела в свое время и вой на 1914 г., а также избирательные реформы начала века. В период между двумя мировыми войнами, напротив, явно наблюдается стабильность.
Три страны в период 1919–1939 гг. производят впечатление особенно стабильных в политическом отношении: Нидерланды, Швейцария и Бельгия. В Нидерландах число парламентских мест, полученных одной партией, колебалось от выборов до выборов не выше 4 % по отношению к их общему количеству. К тому же такое колебание в 4 % происходит всего дважды: в 1925 г. у социалистов, когда они перешли от 20 к 24 %, и в 1922 — у исторических христиан (с 7 до 11 %). Колебания в 3 % также редки — их всего пять случаев; наиболее часто они составляют 1–2 %. С другой стороны, не наблюдается здесь и каких-либо медленных долговременных процессов, кроме ослабления либеральной партии, которая от 10 мест в 1918 перешла к 4 в 1937 г., что составляет только потерю 6 % общего количества парламентских мест на протяжении 18 лет и 6 выборов. Стабильность Швейцарии еще более абсолютна. Там, правда, можно найти разрыв и в 5 % (партия крестьян и буржуа в 1931–1935 гг.), но он единственный в своем роде. Закат последней обнаруживает точно те же параметры, что и закат партии голландских либералов: утрата 6 % общего количества парламентских мест в период 1922–1939 гг. Совсем не встречается разрыв в 4 %, и лишь однажды — 3 % (социалисты в 1919–1922 гг.). В Бельгии фламандско-националистический и фашистский кризис 1936 г. вызвал довольно резкий скачок: он отнял 16 мест у католической партии (или более 8 %, учитывая общее увеличение численности депутатов), и принес 21 место роялистам, которые их совсем не имели, а кроме того — 8 мест фламандским националистам (рост более чем на 4 %). Если не считать этого кризиса, общая стабильность весьма велика; разрывы приблизительно около 5 % обнаруживаются всего лишь дважды: у социалистов в 1921–1925 и у либералов в 1936–1939 гг. Даже во время самого кризиса 1936 г. максимальный разрыв достигал всего лишь 10 % от общего количества депутатских мест (21 у роялистов при 202 в целом) — величина незначительная.
Влияние избирательного режима представляется очевидным. Стабильность Голландии, Швейцарии и Бельгии — прямой результат системы пропорционального представительства (табл. 35). В странах старой демократии общественное мнение стабильно — это естественно; соотношение голосов, собираемых партиями, почти неизменно от выборов к выборам: адекватно воспроизводя в парламенте распределение голосов между партиями в стране, пропорциональная система отражает эту фундаментальную стабильность. «Плавающие голоса» слишком малочисленны, чтобы повлечь за собой ощутимые изменения в положении партий. Пропорциональная система, применяемая в странах, которые и сами по себе изначально стабильны,
