3
Точно также Харгривс–Хип (Hargreaves–Heap S., 1989, ch. 2) использует тезис Дюгема—Куайна для атаки на фальсификационизм, утверждая, что поскольку эмпирические проверки не носят решающего характера, в экономической теории мы должны стремиться к «пониманию», а значит эмпирические свидетельства имеют определенное, но не решающее значение для выбора теории.
4
«Другие примеры критики Макклоски, содержащие более или менее ту же мысль, можно найти в работах: Caldwell B.J. and Coats A.W. (1984), Rosenberg A. (1988), Gerrard B. (1990, p. 208–212), Backhouse R.E. (1991b).
5
Кентерберри и Буркхардт (Canterberry E.R. and Burkhardt R.J., 1983), проанализировав 542 эмпирические статьи в четырех ведущих экономических журналах за 1973—1978 гг., обнаружили, что только в трех статьях содержалась попытка опровергнуть предложенные гипотезы; во всех остальных случаях нулевая гипотеза принималась. Это показывает, что экономисты скорее подтверждают, нежели опровергают. Не о том ли же самом говорят некоторые критики фальсификационизма, вроде Хаусмана? Да, но они приветствуют такое положение или воспринимают его как неизбежность, в то время как я не хочу с ним мириться и утверждаю, что его можно и нужно исправить.
6
Этот аргумент выразительнее всего был высказан Хатчисоном (Hutchison T W 1988, р. 172–173; 1992).
7
Май ер (Mayer Т., 1992) детально обосновывает эту точку зрения в своей новой книге, само название которой отражает ее основную мысль: «Исти
на против точности в экономической науке».
8
Тот же тезис более осторожно был заявлен сначала Гемпелем (Hempel C.G., 1942) и вызвал широкую дискуссию среди историков о смысле исторических объяснений (см. ниже, сноску 5). Более ранние, хотя и не столь строгие формулировки гипотетико–дедуктивной модели можно найти в книге Поппера «Логика научного открытия», впервые опубликованной в 1934 г. на немецком языке, а затем в 1959 г. на английском (Popper К., 1959, р. 59, 68–69; см. также Popper К., 1962, II, р. 262–263, 362–364; Popper К., 1976, р. 117), а на самом Деле еще в 1843 г. — у Милля (Mill J.S.,1973, vol. 7, p. 471–472).
9
Нам известно, что Ньютон прекрасно знал об этом возражении; как он писал в письме к другу: «Гравитация должна порождаться агентом, действующим постоянно в соответствии с некоторыми законами, но вопрос о том, материален он или нет, я оставил на суд своим читателям» (цит. по: Toulmin S. and Goodfield J., 1963, p. 281—282; см. также Toulmin S. and Goodfield J., 1965, p. 217–220; Hanson N.R., 1965, p. 90–91; Losee J., 1972, p. 90–93). Аналогичным образом, история концепции гипноза (прошедшей путь от «животного магнетизма» через «месмеризм» к собственно «гипнозу») показывает, что многие хорошо известные природные явления, например, эффективное использование гипноза как анестезирующего средства в медицине, даже и сейчас невозможно объяснить в терминах передаточного причинного механизма.
10
Не без удовольствия мы должны заметить, что Дарвина вдохновлял один экономист — Томас Мальтус и решительно критиковал другой — Фли–минг Дженкин, профессор инженерии из Эдинбургского университета (Джен–кин, в силу обстоятельств, явился первым британским экономистом, построившим кривые спроса и предложения). Дженкин в 1867 г. в своем отзыве на «Происхождение видов» (1859) первым показал, что теория Дарвина в его собственной формулировке была неверна. Именно это замечание
11
Возможно, поэтому Поппер однажды утверждал, что теория эволюции Дарвина не является проверяемой научной теорией, но, скорее, «метафизической исследовательской программой, в рамках которой можно строить проверяемые научные теории» (Popper К., 1976, р. 168, 171—180; а также 1972а, р. 69, 241–242, 267–268).
12
Подобным образом историки утверждали, что модель исторического объяснения через покрывающие законы искажает то, чем они на самом деле заняты: история — это «идеографическая», а не «номотетическая» дисциплина, изучающая конкретные события и персонажи, а не общие законы развития (см. Dray W., 1957; 1966). Но суть первоначального аргумента Гем–пеля состояла в том, что даже отдельные события не могут быть объяснены без привлечения обобщений какого–либо рода, как бы тривиальны они ни были, и что историки обычно представляют не более чем «эскиз объяснения», поскольку