хищника, бесшумно и мягко. Выстоять против него в физическом противостоянии у Томми нет ни единого шанса. Впрочем, ЭТО ей не грозит. Он не собирается нападать на нее, это ясно. Он хочет выяснить что-то, касающееся смерти Фрэнка. И он уверен, что Томми к этой смерти причастна. Он опасен.
Тогда почему же ей так хочется оказаться в кольце этих могучих рук? Смело заглянуть в жаркие темные глаза? Узнать на вкус насмешливые, красиво очерченные губы? Провести рукой по светлым завиткам волос?..
Она с трудом перевела дыхание, повернулась к Ти Джею спиной, открыла капот машины.
– Вот из-за этого проводка вы заглохли. Его можно присоединить в одну секунду – оп! Готово. Но то, что я перечислила, может стать причиной серьезной аварии. Выбирайте.
– Сколько времени займет ремонт?
– Не знаю. Мне понадобятся детали, их смогут доставить из Тиссулы или Биллингса только завтра, не раньше. Если хотите, можно связаться с фирмой, в которой вы арендовали машину, возможно, они смогут вам помочь уехать поскорее.
– Нет! В смысле... никакой особой спешки нет. Я могу и подождать. Ваш городок мне понравился. Он... необычный. В нем много тайн.
Карие глаза смотрели ей в спину, Томми это чувствовала. Его слова отдавались в голове гулким эхом. Пожалуй, еще немного – и Томми Бартоломео грянется в обморок от избытка переживаний...
Ти Джей неожиданно подошел совсем близко и взял ее за руку. Томми замерла, словно птенец, которого взяли человеческие руки. Прикосновение теплой руки Ти Джея обжигало... и согревало.
– Томми... Мне жаль, что мы так по-дурацки познакомились. Давайте начнем сначала, а?
– Я не... это вовсе не обязательно... мне нужно... позвонить!
– Мы могли бы выпить кофе. Или пива. Что хотите, только бы оно было не фиолетового цвета.
Ей не справиться, ни за что не справиться с этим голосом, с этими теплыми руками, с этим взглядом, проникающим в самую душу...
Томми почти вырвала руку, вбежала в контору и торопливо вцепилась в телефон, словно в спасательный круг. Телефонный номер, знакомый с детства, она набрала машинально и очнулась, только когда в трубке прозвучал слегка удивленный и усталый голос ее подруги детства. Маргарет Макфарлан. Мэгги.
Они не разговаривали шесть лет.
С того дня, как похоронили Джейка Макфарлана.
– Томми? Это ты?
– Мэг, я... я не знаю, почему позвонила так вдруг... мы давно не виделись. Я скучала.
– Ну... я тоже.
– Может, встретимся? Скажем, по чашечке кофе? В час в «Шишке»?
– Хорошо...
Особой радости в голосе Мэгги не прозвучало, но и встретиться она не отказалась. Томми осторожно опустила трубку на рычажки. Зачем она позвонила Мэг? Почему именно сейчас? После всего, что было...
Ти Джей не спеша шагал по заснеженной дороге к городу, совершенно не обращая внимания на тот факт, что идет он ровно посередине. Впрочем, учитывая здешний трафик...
Он весь был во власти самых противоречивых чувств, и почти все они были ему внове.
Томми Бартоломео оказывала на Ти Джея Рейли удивительное воздействие. Он словно живой огонь подержал в ладонях, но не обжегся, а согрелся.
Женщина-загадка, сотканная из противоречий. Ходячая тайна.
Воплощенное милосердие, практически святая – и подозреваемая в двойном убийстве. Училась на врача – стала автослесарем. Нежная, хрупкая, женственная – и прячется в толстом коконе бесформенной мужской одежды, напускной грубости и замкнутости.
Она не доверяет Ти Джею, боится его – и, тем не менее, чуть ли не насильно оставляет его в городе, хотя само выгодное для нее – отправить его поскорее с глаз долой. А еще... А еще она потрясающая. Великолепная. Чувственная. Сексуальная. От нее буквально исходит сияние – так она хороша. И это вовсе не конфетная красота с обложки модного журнала, о нет. Томми Бартоломео вряд ли доберется даже до отборочного тура конкурса красоток Монтаны. Здесь совсем другое. То, о чем ТАНЦЕВАЛ Аль Пачино в «Запахе женщины». То, что называют феромонами.
От Томми Бартоломео исходит сильнейший заряд сексуальности. Она женственна и потому желанна. И это очень плохо, потому что это будет мешать... уже мешает Ти Джею выполнять то, зачем он приехал сюда, в Дриминг-Уотерфоллс.
В городок, где погиб Фрэнсис Сомервилль, молодой врач из Тиссулы.
Родной брат Томаса Джефферсона Рейли.
Мать овдовела, когда Ти Джею было полгода. Отец был летчиком-испытателем, разбился во время тренировочного полета.
Еще через год лучший друг погибшего, Дик Сомервилль, предложил вдове выйти за него замуж. Она долго раздумывала – но маленький Ти Джей однажды назвал Дика «папой», и решение было принято. Еще через два года на свет появился Фрэнки. Фрэнсис Ричард Сомервилль.
До шестнадцати лет Ти Джей носил фамилию отчима и понятия не имел, что Дик ему не родной отец. У него была счастливая и дружная семья, у него был младший брат, а то, что все в этой семье, кроме Ти Джея, были сероглазы и темноволосы – ну мало ли, как выглядел, например, прадедушка?
Правду ему рассказали на шестнадцатый день рождения, потому что Дик Сомервилль был хорошим человеком и искренне любил своего покойного друга, Джеффри Рейли. Дик считал, что Ти Джей должен знать имя своего отца и гордиться им.
К сожалению, в шестнадцать лет многие вещи видятся совсем по-другому, и потому в тот день мир Ти Джея рухнул. О нет, он не стал биться в истерике, хамить, курить марихуану и пропадать на улице. Он просто стал отдаляться от семьи, которая оказалась не совсем его семьей. Так он тогда считал.
В семнадцать Ти Джей ушел из дома навсегда. Фрэнку было тринадцать с небольшим, и он плакал, провожая любимого старшего брата, так непонятно и стремительно охладевшего к нему.
Потом была армия, потом – работа, самая разнообразная и не всегда престижная, потом учеба, снова работа, сотрудничество с полицией, первые литературные опыты... Ти Джей жил своей жизнью, почти не встречаясь с родными, редко созваниваясь с ними и практически не интересуясь судьбой младшего брата. Он привык к одиночеству.
От матери он узнал, что Фрэнки поступил на медицинский. Равнодушно попросил передать поздравления. В год, когда Фрэнк окончил университет, умер Дик Сомервилль. Ти Джей не поехал на похороны, надо было срочно сдавать книгу...
А потом был случайно увиденный репортаж по телевизору, и диктор рассказал о молодом враче, героически сражающемся с эпидемией лихорадки в какой-то африканской стране. Ти Джей лениво пялился на экран – а на экране вдруг появился Фрэнки... и Ти Джея словно по голове шарахнуло.
С экрана ему улыбался своей детской, застенчивой улыбкой малыш Фрэнки, тот самый, который в детстве хвостиком ходил за Ти Джеем, выгораживал его перед мамой, донашивал его джинсы и хвастался сверстникам в школе своим старшим братом, который всегда придет ему на помощь... Кстати, приходил, было дело. Фрэнки совсем не умел драться – просто не мог ударить человека. Никак. Даже в шутку. Ти Джей отдувался за двоих.
Зато Фрэнки вечно тащил в дом подбитых птиц, искусанных собаками кошек, сбитых машинами собак... Даже в детстве он умел облегчить чужую боль, не боялся ни крови, ни грязи, и его маленькие пальчики никогда не укусила ни одна страдающая тварь, потому что Фрэнки был добр ко всем.
Передача закончилась, и у Ти Джея впервые в жизни заболело сердце. Он мерил шагами комнату, курил одну сигарету за другой и ругал себя такими словами, которые вряд ли знала даже многоопытный
