ними и ослепляя их! Такое могли сделать только боги!
Насколько Синчи Пума был мужественным человеком, немало повидавшим на своем веку, но и он дрогнул, склонившись к земле и закрыв глаза руками. Когда первый шок прошел, к отцу подошел Вайра и пояснил, что этот свет создали виракочи, ничего страшного в этом нет, только польза. Если ты не успеваешь что-то сделать под светом солнца, то можно продолжить работу, когда оно спрячется за горами. Кроме того, искусственный свет отгоняет от жилища диких животных, хотя с того момента, как в городе поселились новороссы и начали вести бурную деятельность, хищники отошли подальше вглубь леса.
Встреча прошла, как говорится, на высшем уровне. Все новые жители долины были размещены в домах города, а кому не хватило подготовленных мест, остановились на ночь в палаточном лагере…
Первые несколько дней пребывания в городе ушли на знакомство с жизнью виракочей. Все, что увидели аборигены, приводило их в неописуемый восторг. Коровы, козы, а также загоны с курами и поросятами, вызвали живой интерес. Даже с десяток пойманных в лесу небольших тапиров находились в загородах. Уаминки сразу же захотели завести такую живность и у себя, также как и лошадей. Новороссы пообещали дать им на развод, но только после того, как животных станет больше. Особое умиление у детей и женщин вызвали кошки с котятами, попавшие в этот мир вместе с людьми. Правда их чуть не замучили, каждому хотелось погладить и потискать в руках мягкие пушистые комочки. Были и неприятные моменты. Так, собаки-попаданцы набросились на гостей с громким лаем и даже несколько человек чуть не покусали, принимая тех за врагов. Хорошо, что новороссы оказались рядом и отогнали.
Женщин интересовало устройство быта и кулинарные предпочтения новороссов. Мужчины больше тяготели к оружию и другим техническим новинкам. А дети, как любые дети всех времен и народов, быстро знакомились со своими ровесниками и заводили друзей. Маленькие попаданцы из сорок первого года были воспитаны в духе интернационализма, поэтому какой-либо расовой неприязни у них не было. Всех гуаро переодели в одежду уаминка и теперь они отличались от других, только своим цветом кожи и волос.
У большинства попаданцев, после пережитых ими приключений, поизносилась одежда. Выданной из запасов формы и гражданской одежды на всех не хватило, поэтому народ стал одеваться, кто во что горазд. Чтобы как-то выйди из положения, женский комитет организовал небольшой швейный цех, благо среди вещей, найденных в полуторке вороватого райкомовца Дрынько, нашлась ножная швейная машинка 'Зингер' и много разной мелочи к ней: нитки, иголки, ножницы. Хорошо, что материала хватало, да и уаминки подкинули достаточно шерстяной ткани. Постепенно все начали одеваться по здешней моде, но со своими традициями. Мужчины — в рубахи с рукавами и штаны, а женщины — в длинные платья или юбки с кофтами. В холодные вечера в качестве верхней одежды стали использовать перенятые у местных шерстяные пончо или шили себе кафтаны наподобие казачьих черкесок. Поначалу возникла проблема и с обувью. У многих она и так была не ахти, а после таких переходов, вообще пришла в негодность. Спасли положение солдаты и казаки. Среди них нашлись умельцы, начавшие плести лапти и шить из кусков кожи поршни или чирики (наподобие индейских мокасин), которые носили с шерстяными носками. На кавказкие ичиги или привычные сапоги необходимо иметь много хорошей кожи, но пока ее не было. Казаки, из меха викунь или альпак, стали шить себе папахи. Их примеру последовали и остальные. Папаха предохраняла голову от теплового воздействия солнечных лучей и от пронизывающего горного ветра. В такой одежде люди из будущего стали больше похожи на своих предков. Этому способствовало и то, что почти все мужчины-попаданцы отпустили себе бороды.
* * *
— Это богохульство! Вы что мне предлагаете?! Отказаться от своей веры, от христианства, от православия?! Стать язычником?!
— Нет, отец Михаил! Ни кто не посягает на святость христианской веры и православной в особенности. Мы просим вас только об одном. Немного подкорректировать некоторые обряды и охристинизировать праздники аборигенов. Так сказать, нести слово божье исхоnbsp; — Что именно можете?
&дя из местных условий. Как в свое время греческая церковь поступила со славянским язычеством…
Вот уже больше часа Климович и Уваров вели с отцом Михаилом теологическую беседу. За те два месяца, что они отсутствовали, храм в Новоросске преобразился. Внутри было все вычищено и убрано. Золотая статуя Виракоча отражалась в начищенных до блеска больших бронзовых щитах, развешанных по всему периметру на стенах храма. Солнечные лучи, через узкие окна, падая на них, отражались 'зайчиками' освещая все помещение. Все фрески были обновлены, трещины замазаны глиной и подкрашены соответствующей краской. За статуей бога, на возвышении, устанавливался деревянный алтарь. На полках, рядом с золотыми и серебряными священными предметами, стояли православные иконы. Крыша храма была перекрыта крепкими деревянными балками и частично зашита досками. Над ней возвышался каркас будущего громадного купола.
— Отец Михаил! — не выдержал Уваров. — Давайте откровенно! Для чего служит религия?! Для двух установок. Первое — для подчинения масс. Второе — для сплочения верхушки. Не правда ли?!
— Что вы имеете в виду?! — не уступал священник.
— Подчинение масс происходило двумя путями. В отличие от второго, первый путь сохранился до двадцать первого века. Это классическая, можно сказать, государственная религия. Она базируется на внушении идеи могущества Бога или Богов. Но главное в государственной религии — убедить паству, что Бог на стороне власти. В независимости от его имени. Или я не прав? — сузил свои глаза Олег. Этот разговор ему явно уже надоел, но для решения общей задачи необходимо было принять кардинальное решение в вопросе веры.
— Да вы коммунист! Безбожник! — воскликнул с негодованием священник.
— Извините. Нет. Раньше был, но затем изменился. Я верую в Бога, но в церковь не хожу. Я признаю цивилизационную роль религии, но в моем времени многие священники уже превратились из служителей Господу в дельцов, торгующих верой за деньги…
— Да… Иисус Христос в свое время выгнал всех торгующих из храма… — покачал головой Климович. — Но видно, в двадцать первом веке они вернулись… А второй путь, какой?
— Второй путь — это запугивание паствы смертью и попаданием в ад, в виде 'ужастиков' — спецэффектов с натуральными жертвоприношениями и морем пролитой крови. А также гневом богов в случае неприятия действующей власти. Что в свое время применяли наши предки, а в Америке все индейцы. Особенно ацтеки и майя. — пояснил Уваров. — На эту тему столько философов и политиков копья сломали, что я даже не могу их всех вспомнить. Кстати, под страхом смерти и лишения всевозможных благ, идет и объединение всех элит. Здесь та же ситуация. Нужно что-то другое, наше…
— Что вы, Олег Васильевич, конкретно предлагаете? — спокойно произнес отец Михаил.
— Из истории мы знаем, что испанцы огнем и мечом везде насаждали свою католическую веру. Вместе с конкистадорами сюда придут 'Псы Господни' — доминиканцы, орден братьев-проповедников. Нам надо их опередить. — продолжил Олег. — Если, попроще, то я вижу следующее. Согласно христианскому учению, во время своей жизни Иисус Христос имел двенадцать ближайших учеников. Эти ученики впоследствии назывались апостолами. Жизнь апостолов частично изложена в Евангелие и книге Деяния святых апостолов, которые входят в Новозаветный канон…
— А я посмотрю, вы, однако, знаток… — удивился священник.
— Спасибо. Читал про это, в свое время. — искренне поблагодарил Уваров. — Теперь, далее. Общество, если мы хотим выжить и не стать жертвой агрессии, должно иметь общую идеологию. Общую мифологию… Как мы теперь знаем, местного бога Виракоча тоже сопровождали двенадцать спутников из двух родов — 'сияющих учителей' и 'верных воинов'. Не кажется ли вам это очень похожим?!
— А ведь, точно! — воскликнул Климович. — Что-то в этом есть! Иисус Христос и Виракоча! И спутников у обоих по двенадцать, и оба спустились с небес! Надо их объединить!
— Вот как раз об этом я и говорю! — подытожил Уваров. — Одной силой и страхом людей не объединить! Нужна общая вера! Вера в лучшее будущее! В общего Бога, наконец, как бы его не называли!
— Да. Господь Бог един, но имен у него много! — согласился отец Михаил.
