захотел, чтобы мы ушли с этого проклятого судна как можно скорее, чтобы ему не беспокоиться больше о нас. — Ред нарочно говорил громко, чтобы лейтенант из взвода связи слышал его. Когда офицер повернулся к нему спиной, Ред состроил гримасу в его сторону.

— Зато здесь нам намного безопаснее, — подал голос капрал Толио. — По сравнению с судном катер очень маленькая цель; к тому же мы все время двигаемся, так что попасть в нас намного труднее, чем ты думаешь, — закончил он свои объяснения.

— Чепуха! — проворчал Ред.

— А по-моему, на судне куда безопаснее, — вмешался Браун. — Я предпочел бы оставаться на нем как можно дольше.

— Я интересовался этим вопросом, — возразил Толио. — Статистика показывает, что во время высадки самый безопасный период — нахождение на десантном катере.

— Не хочу я слушать никаких твоих выводов, — проворчал Ред, ненавидевший статистику. — Если прислушиваться к статистике, надо прекращать мыться в ванной, потому что всегда можно поскользнуться.

— Нет, я серьезно, — настаивал Толио. Это был среднего роста и крепкого телосложения итальянец с грушевидной головой, более широкой к подбородку, чем у затылка. И хотя он брился накануне, лицо его успело обрасти щетиной и поэтому казалось каким-то сумрачным, если бы не широко улыбающийся рот. — Я серьезно, — настаивал он, — я же знаю статистику.

— Можешь засунуть свою статистику… — сказал Ред.

Толио улыбнулся, хотя и почувствовал себя озадаченным. Ред, по его мнению, был совсем неплохим парнем, но слишком уж заносчивым. Что же будет, если все начнут вести себя так, как он? Не будет никакого порядка. Во всем нужна согласованность и взаимодействие. Ведь вот эта высадка на остров, она проводится по плану, все расписано по часам и минутам. Этак и поезда не пойдут, если машинисты будут водить их тогда, когда им захочется.

Толио уже собрался было высказать эту мысль Реду и даже ткнул его пальцем, но его неожиданно остановил взорвавшийся в нескольких сотнях ярдов от них первый японский снаряд. Вверх взметнулся огромный столб воды. Звук взрыва был оглушительным, все до одного испуганно вздрогнули. В наступившей затем мертвой тишине раздался громкий голос Реда:

— Вот видишь, Толио, как полагаться на твою статистику?

Раздался взрыв смеха, Толио смутился, но заставил себя улыбнуться.

— Да, Толио, подо все можно подвести теорию, а на практике все получается наоборот. И нечего спорить по пустякам, — сказал своим мягким голосом Уилсон.

Толио никак не мог согласиться с утверждениями товарищей. Он любил во всем порядок и старался все делать правильно, а эти ребята просто не понимают его. Такие вот, как Ред, всегда поднимают всех на смех и превращают серьезные вещи в шутку.

Двигатель неожиданно заработал громче: совершив еще один круг, катер устремился к берегу. В наклонную носовую стенку начали с шумом ударяться волны, на солдат обрушились каскады водяных брызг. После нескольких секунд удивленных восклицаний и общего шума в катере воцарилась напряженная тишина. Крофт снял с плеча винтовку и закрыл пальцем дульный срез, чтобы в него не попадала вода. На какой-то момент ему показалось, что он скачет галопом на лошади.

— Проклятие! Кажется, начинается, — тихо проговорил кто-то.

— Надеюсь, что артиллерия и самолеты поработали достаточно и путь для нас расчищен, — предположил Браун.

Крофт отчетливо понимал свое превосходство над окружающими и был зол. Еще несколько недель назад он узнал, что первые пять-семь дней после высадки его разведвзвод будет участвовать в разгрузочных работах на берегу. Нескрываемая радость солдат в связи с этим приказом вызвала в нем молчаливое чувство презрения к ним.

«Трусливые зайцы», — подумал он сейчас. Человек, который боится поднять голову в бою, по его мнению, не солдат. Крофту страстно хотелось вести людей в бой; в такие моменты он чувствовал себя уверенным и сильным. Он очень сожалел, что не участвует сейчас в завязавшемся на берегу бою, и искренне негодовал по поводу решения назначить разведвзвод на разгрузку. Он провел рукой по своему исхудавшему лицу и молча стал осматривать окружающих ребят.

В кормовой части катера стоял Хеннесси. Наблюдая за его бледным лицом, Крофт решил, что Хеннесси определенно трусит. Крофту казалось это смешным. Хеннесси не мог стоять спокойно, он вертелся на своем месте, словно заведенный. Несколько раз, когда раздавался какой-нибудь неожиданный звук, Хеннесси нервно вздрагивал. У него то и дело чесалась нога, и он энергично тер ее рукой.

Вот он вытащил из краги левую штанину, закатал ее выше колена, помочил слюной палец и озабоченно потер едва заметное красное пятнышко чуть повыше колена. Крофт обратил внимание на белую кожу и светлые волосы на ноге Хеннесси и старательность, с которой тот спустил обратно штанину и заправил ее в крагу; он проделал это так, как будто выполнял задание чрезвычайной важности. «Очень уж этот парень аккуратен и старателен», — подумал о нем Крофт.

Затем Крофту пришла в голову мысль, что Хеннесси наверняка убьют сегодня. Крофт попробовал засмеяться, чтобы хоть как-то избавиться от нее. Однако чувство абсолютной уверенности в этом не проходило.

Крофт вспомнил вчерашнюю игру в покер, когда он так и не набрал фулхауз, хотя вот так же был уверен в том, что ему обязательно повезет. Его охватило острое чувство недовольства собой.

«Не слишком ли много я беру на себя?» — подумал он. Крофт был сердит на себя за то, что слишком полагался на всякие предчувствия.

Энергично тряхнув головой, он уселся на свое место. Катер продолжал стремительно приближаться к берегу. В ожидании дальнейших событий думать больше ни о чем не хотелось.

Для Мартинеса минуты перед высадкой были самыми тяжелыми.

Все переживания предшествующей ночи, все страхи и опасения, испытанные им сегодня утром, все это достигло теперь кульминации.

Он с ужасом думал о том моменте, когда придется выходить из катера. Ему казалось, что их всех обязательно накроет взрывом снаряда или перед самым носом катера окажется пулемет противника, который откроет уничтожающий огонь, как только они начнут выходить на берег. На катере молчали, и, когда Мартинес закрыл глаза, ему показалось, что катер под ударами волн не выдержит и все они пойдут на дно. Он открыл глаза и в отчаянии так сильно сжал пальцы, что почувствовал резкую боль. «Господи помилуй», — пробормотал он едва слышно. Со лба на глаза стекали капельки пота. Мартинес незаметно смахнул их. «Почему не слышно ничего, кроме рокота воды?» — спросил он себя. И действительно — тишина стояла не только на катере, но и на берегу. Лишь где-то далеко в глубине джунглей глухо строчил одинокий пулемет, но из-за расстояния этот звук казался безобидным стрекотанием.

Неожиданно откуда-то вынырнул и пролетел над ними самолет.

Неистово ревя моторами и стреляя из пушек, он устремился к джунглям. Мартинес едва не закричал от страха. У него снова задергались ноги. Почему же они не высаживаются на берег? Теперь он был готов ко всему самому худшему на берегу, лишь бы скорее сойти на землю.

— А как вы думаете, скоро мы получим почту? — вдруг спросил Хеннесси фальцетом.

В ответ раздался взрыв смеха. Мартинес тоже засмеялся. Его смех переходил то в громкий хохот, то в слабое хихиканье.

— Ну и отмочил этот Хеннесси! — сказал сквозь смех Галлахер.

Неожиданно Мартинес почувствовал, что катер уперся в грунт и остановился. Звук работающего двигателя изменился, он стал более громким и менее ритмичным, лопасти винта больше не шлепали по воде. Через несколько секунд Мартинес понял, что катер подошел к берегу.

Некоторое время все оставались неподвижными. Потом аппарель с шумом отвалилась вниз, и Мартинес ринулся в пенящиеся волны прибоя. Он споткнулся и чуть не упал, когда сзади по ногам ударила волна высотой около двух футов. Мартинес шел, наклонив голову вперед и не отрывая взгляда от воды. Только выйдя на берег, он понял, что с ним не произошло ничего страшного. Он оглянулся вокруг. Вместе с ними к берегу подошли еще пять таких же катеров, и из них высаживались солдаты. Мартинес видел, как к ним подошел какой-то офицер и спросил Крофта, какой это взвод.