— Превосходно, — сказал я, — он отличный парень.

— И я дал ему часть моих трофеев из владений Поликрата.

— Превосходно, — повторил я.

— Ты помнишь ту соблазнительную маленькую брюнетку, Бикки, из владений?

— Конечно, — сказал я. — Она досталась тебе с Флоренс при дележе трофеев.

— Я отдал ее Крондару, — признался Майлз.

— Замечательно, — воскликнул я. — Он заставит ее хорошенько извиваться.

— Это точно! — засмеялся Майлз.

— Как вы, мужчины, говорите о нас! — возмутилась Флоренс.

— Молчи, рабыня, — одернул ее Майлз.

— Да, господин, — она застенчиво опустила голову, отвечая ему.

Очевидно, Флоренс тоже была не прочь, чтобы хозяин заставил ее извиваться.

Я увидел двух рабынь, возвращающихся из кухни.

— Почему Крондар отправляется в Ар? — спросил я.

— Он собирается купить гладиаторов, — объяснил Майлз, — а потом освободить их и организовать матчи между свободными людьми. Ты когда-нибудь о таком слышал?

— Возможно, где-то есть места, в которых делаются такие вещи, — заметил я.

— Свободные люди сражаются с оружием, — возразил Майлз. — Они не животные.

— Воины тренируются в схватках без оружия, — сказал я.

— Но только на случай последнего спасения, только в крайнем случае, — проговорил Майлз.

Я пожал плечами. Здесь за столом были, конечно, те, кто больше меня знал о таких вещах.

— Трудно убить человека голыми руками, — сказал Майлз.

— Существует несколько способов сделать это легко, — произнес Каллимах.

— Да, — согласился я.

— Да, — присоединился к нам Каллиодорос.

— Да, — подтвердил Амилиан.

— О! — только и сказал Майлз из Вонда.

— Тебе нравится ужин? — поинтересовался я у Каллиодороса, который был каким-то подавленным весь вечер.

— Да, — ответил он, — все очень мило.

— Я вижу, ты не привел с собой рабыню, — заметил я.

— Да, — кивнул он.

Как мы знали, Каллиодорос когда-то ухаживал за девушкой из Порт-Коса. Но свадьба так и не состоялась. Кажется, девушка перед церемонией сбежала из города.

— Тебе следовало бы завести рабыню, — сказал я. — Они удивительно удовлетворяют мужчину.

— Есть только одна женщина, — ответил он, — на чью очаровательную шею я когда-либо хотел надеть ошейник.

Я поднес крошечную серебряную чашу к губам и отпил каплю черного вина. Его крепость и горечь таковы, что оно обычно пьется именно так, по капле, или несколько капель за раз. Обычно его смягчают сливками и сахаром. Я пил его без сливок и сахара, может быть, так, как привык на Земле пить кофе, а черное вино Гора сродни кофе. Учитывая его горечь, если бы я не пил его медленно такими крошечными порциями, едва смачивая губы, я тоже, безусловно, прибег бы к вкусным смягчающим добавкам, с которыми он почти всегда подается.

— Господин, можно мне это пирожное? — спросила Флоренс, указывая на то, которое она хотела.

— Нет, — ответил он.

Она снова опустилась на колени. Но я заметил, что через мгновение он дал его ей, и она села на пятки, плотно сдвинув колени, и, взяв пирожное двумя руками, съела его.

Я наблюдал, как рабыня Амилиана показалась из кухни. Я слушал ненавязчивую музыку, исполняемую музыкантами, которые сидели на ковре в нескольких футах от стола. Я сделал еще один глоток черного вина.

Соблазнительная рабыня-блондинка начала уменьшать свет определенных ламп.

— Что ты делаешь? — спросил я.

— Простите, господин, — ответила она и поспешила назад в кухню.

Когда она проделала свою работу, свет в комнате оказался романтически приглушен, но над столом, хотя и приглушенный, он остался достаточно ярким. Когда блондинка покинула комнату, музыканты прекратили играть. Это показалось интересным.

— Что происходит? — спросил Майлз из Вонда.

— Я не знаю, — ответил я.

— Это развлечение? — задал вопрос Глико.

— Возможно, — отозвался я.

Светловолосая рабыня Амилиана снова вернулась в комнату. Она положила большую, вчетверо сложенную, сверкающе-белую скатерть на дальнюю часть стола. Затем она зажгла широкую низкую свечу и поставила ее на тарелке на мягкий квадрат сложенной скатерти. Потом отошла в сторону.

Я смотрел на белую скатерть и на свечу в полумраке. Я был поражен. Какие воспоминания это разбудило во мне! Музыканты снова начали тихо играть. Из кухни показалась девушка.

Раздались возгласы удивления.

— Она красива, — сказал Тасдрон.

— Что это за наряд на ней? — спросил Глико.

Темноволосая девушка, изящная и очаровательная, стояла на свету, на изразцах, отойдя от стола так, чтобы мы могли хорошо видеть ее. Ее волосы были стянуты в хвост. На ней было надето что-то похожее на платье, прямое, атласное, с открытыми плечами, белое и облегающее. На ногах виднелись переплетенные золотые ремешки.

— Я не понимаю этого, — признался Майлз из Вонда. — Это что-то значит?

Меня переполняли чувства.

— Это очень много значит для меня, — сказал я. — Позвольте мне, мои друзья, объяснить. Сперва хочу ответить на твой вопрос, Глико. Этот наряд должен напоминать одежду, которую может носить свободная женщина на Земле.

— Но это одежда рабыни, проговорил Глико. — Посмотри! Руки и плечи открыты!

— Тем не менее, — сказал я, — на Земле свободные женщины могут носить такие наряды.

Тогда девушка грациозно повернулась перед нами, демонстрируя наряд. Я убедился, что ее волосы, зачесанные назад, были собраны в пучок на затылке. Я так и знал. Я ничего не забыл.

— Это одежды рабыни, — настаивал Глико.

— Правда, — сказал я, — но чтобы понять, что она делает, вы должны знать, что такие одежды на Земле воспринимаются как утонченные и очаровательные наряды свободной женщины.

— Хорошо, — согласился Глико.

— К тому же, — продолжал я, — в данном случае они предназначены, чтобы кое-что напомнить мне, и похожи на одежды, в которых она когда-то была как свободная женщина на свидании со мной. Это важно.

— Я понимаю, — сказал Глико.

— Думаю, они должны стать одеждами, в которых она впервые открыто хочет выразить свою женственность.

— Женщины на Земле не смеют выражать свою женственность? — спросил Глико.

— Большинство боятся делать это, — ответил я.

— А как насчет мужчин Земли? — поинтересовался Глико.

— Многие из них поощряют женщин подражать мужчинам, — объяснил я.

— Что же это за мужчины? — снова спросил Глико.

— Я не знаю, — ответил я.

— Посмотрите на волосы, — призвал я.

— Они кажутся жесткими и неподатливыми, — сказал Глико.