нормальные возможности человека, раздаваясь подобно грому, топча другие существа, в принципе такие же самые, и не менее важные... Но самая удивительная черта этого роста мощи состоит в том, что происходит этот рост от внешней стороны — у Гитлера все вырастает в руках, но сам он продолжает оставаться таким, каким и был, обычный, со всеми своими слабостями; это как карлик, объявляющий себя Голиафом, это обычный человек, который снаружи — Бог, это мягкая человеческая ладонь, ударяющая как топор. И тогда Гитлер оказывается в когтях этого Великого Гитлера — не потому что в нем не осталось обычных человеческих чувств или мыслей, индивидуального ума, а потому что они — слишком мелки и слабы и ничего не могут противопоставить Великану, который охватывает его снаружи.

Заметим также, что с той минуты, когда процесс вошел в сверхчеловеческую сферу, идея больше не нужна. Она была необходимой в начале, когда следовало убеждать, собирать сторонников — а теперь она почти не нужна, ибо человек как таковой не слишком много может сказать в новом, сверхчеловеческом измерении. Люди нагромоздились. Возникли напряжения. Появилась форма, имеющая собственные законы и собственную логику. Идея служит лишь видимостью; это фасад, за которым происходит связывание, околдовывание человека человеком: сначала оно происходит, и лишь потом задается вопросом о смысле...

Прощай, Тандиль! Уезжаю. Уже собран чемодан.

Я вываливаю на бумагу мой кризис демократического мышления и универсального чувствования, потому что не на меня одного — знайте — не на меня одного, если не сейчас, то через десять лет, нападает желание иметь ограниченный мир и ограниченного Бога. Пророчество: демократия, всеобщность, равенство не будут в состоянии удовлетворить вас. В вас все сильнее будет разгораться жажда двойственности — двойственного мира — двойственного мышления — двойственной мифологии — в будущем мы будем присягать одновременно разным системам и магический мир найдет свое место рядом с миром рациональным.

4 февраля с. г. (58) окончил «Порнографию». Пока что я оставил это название. Не обещаю, что заглавие сохранится. С изданием не спешу. В последнее время в печати появилось много моих книг.

Одна из наиболее насущных потребностей во время написания этой довольно порнографической местами «Порнографии»: пропустить мир через молодость, перевести его на язык молодости, т. е. на язык привлекательности... Смягчить его молодостью... Приправить его молодостью — чтобы он поддался насилию.

Подсказавшая мне это интуиция, видимо, содержит в себе убежденность, что Мужчина бессилен по отношению к миру... будучи только силой, и не будучи красотой... а потому, для обладания действительностью, силу сначала следует пропустить через существо, способное нравиться... т. е. способное отдаваться... через существо более низкое, более слабое. Здесь на выбор — женщина или молодость. Но женщину я отбрасываю из-за ребенка; потому что, иначе говоря, ее функция очень уж специфична. И здесь возникают ужасные формулы: зрелость для молодости, молодость для зрелости.

Что же это такое? Что я написал? Не так быстро выяснится, стоит ли чего тот акцент, который я делаю на Духе Молодости и его Проблемах... и чего стоит.

Письмо «от одного литератора:

Конечно, конечно! Это письмо весьма кстати. Оно мне позволяет еще раз напомнить, кто я такой и где на духовно-художественной карте мое место.

Отвечаю:

«Я не имею ничего общего с составлением анонса в «Культуре», но охотно расскажу, в чем, по-моему, состоит связь «Порнографии» с метафизикой.

Попытаемся это выразить так: человек, как известно, стремится к абсолюту, к Совершенству. К абсолютной истине, к Богу, к полной зрелости и т. д. Объять все, реализовать во всей полноте процесс развития — таков императив.

Так вот, в «Порнографии» (по старой привычке, потому что «Фердыдурке» сильно насыщена этим) выявляется другая — более потаенная и менее легальная цель человека, его потребность Несовершенства... Неполноты... Заурядности... Молодости...

Одна из ключевых сцен произведения — это сцена в костеле, когда под давлением сознания Фридерика идет насмарку Богослужение, а вместе с ним — Бог Абсолют. Тогда из темноты, из космической пустоты появляется новое божество, земное, чувственное, несовершеннолетнее, состоящее из двух недоразвившихся существ, составляющих замкнутый мир — потому что между ними существует притяжение.

Другая ключевая сцена — это совещание, предваряющее убийство Семяна... — когда Взрослые не в состоянии совершить убийство, ибо слишком хорошо знают, что это такое, какой оно имеет вес, и должны совершить это руками несовершеннолетних. Это убийство должно быть выпихнуто в сферу легкости, безответственности — только там оно возможно.

Ведь я не с сегодняшнего дня пишу об этом, эти идеи доминируют во всех моих писаниях. И в «Дневнике» идет об этом речь: например: «Молодость мне явилась как высшая и абсолютная ценность жизни... Но эта «ценность» имела одну черту, придуманную, видимо, самим дьяволом — будучи молодостью, она была чем-то менее ценным».

Последние слова («менее ценным») объясняют, почему несмотря на столь острый во мне конфликт Жизнь-Сознание, я не высадился ни на каком из современных экзистенциализмов. Для меня равноценны как истинность, так и неистинность жизни. Моя антиномия — это с одной стороны Ценность, а с другой — Недо-ценность... Недостаточность... Недоразвитость... Это, я полагаю, во мне — самое главное, наиболее личное и особенное. Несерьезность, как мне кажется, точно так же нужна человеку, как и серьезность. Если философ говорит, что «человек хочет быть Богом», то я бы добавил: «человек хочет быть молодым».

По-моему, одним из инструментов этой диалектики Совершенство-Несовершенство, Ценность- Недоценность являются различные периоды жизненного цикла. Вот почему столь неизмеримую и драматичную роль я придаю начальному возрасту — молодости. И потому мой мир деградирован: это как будто вы схватили Дух за шкирку и погрузили его в легкость, в низкое...

Разумеется, в «Порнографии» я не столько рассматриваю философские тезисы, сколько пытаюсь выявить художественные и психологические возможности темы. Я ищу определенные «красоты», соответствующие этому конфликту. Метафизична ли «Порнография»? Метафизика — означает «внефизичность», «внетелесность», а моим намерением было дойти через тело к определенным антиномиям духа.

Это произведение, видимо, очень трудно, хотя оно имеет вид обыкновенного и даже довольно неприличного «романа»... С нетерпеньем жду его появления на французском, немецком и итальянском языках — эти издания постепенно готовятся — и я надеюсь, что на чужой земле найдется больше читателей, как и вы, ищущих смысл».