25 АПРЕЛЯ

На «сходке» заведующая рассказывала про новые правила, устанавливала время занятий, порядок выписки за побеги. Я, на все эти новшества смотрю мрачно. Хотя, может, так и нужно? Ведь до сих пор мы, по сути, слишком много могли делать безнаказанно. А в психушке, например, когда мне однажды захотелось уколоться» меня на три дня привязали ремнями к кровати и, кололи в задницу фенацетин. А здесь как-никак считаются с твоей почти свободной волей. И при желаний можно хотя бы свободно выписаться.

26 АПРЕЛЯ

Котан продолжает ставить свои эксперименты. Беата попалась на его удочку. Ей кто-то показал шприц с товаром, и она тут же согласилась двинуться. А за занавеской стоял Котан. Подкарауливал. А что, собственно, караулить? Просто другие уже знали про эти его фокусы, а Беата еще нет. Но Котан уверен, что, если кто-то в такой ситуации откажется от наркотика, значит, он на самом деле хочет лечиться. По-моему, он ошибается.

У нескольких человек на «тройке» пока еще есть шанс вернуться к нормальной жизни. Сегодня я не могла высидеть на психотерапии. Разговоры только про наркотики. Вернее, про то, как от них избавиться.

С терапии я ушла. Нервы у меня совсем сдают.

28 АПРЕЛЯ

Второй день подряд сплю. Утром приходил Котан. Я не захотела с ним разговаривать. Потом пришла врач. Забрала меня в процедурную? Проверила зрачки, давление, посмотрела, нет ли следов от иглы. Спрашивала, чего я наглоталась. Я сказала, что у меня просто болит голова и вообще апатия. Беата тоже думает, что я села на дозу. Но это неправда. Просто у меня такое состояние, когда ничего не хочется. Абсолютно ничего. Меня нет. И я снова улеглась в кровать спать дальше.

29 АПРЕЛЯ

Сегодня пошла на занятия. Это был последний, прощальный день пани Стаси. От этого мне сделалось еще грустней. Хожу как в воду опущенная, ничего не делаю. Такое вот наркоманское ничегонеделание. Живу как бы против воли. У меня такое ощущение, будто я постоянно пытаюсь искать какой-то смысл во всем, что меня окружает. Неужели созреть до этого можно только годам к тридцати, не раньше?

Мне кажется, я уже не могу больше жить. Я заблудилась по дороге к жизни. Что было перед этим? Кусочек детства, все эти «можно-нельзя», запреты и приказы. Потом чудовищный бунт. И полное поражение. А в конце триумф взрослых: «Ведь мы же говорили!» Остались только запах больничных палат, лица душевнобольных и ненависть к миру, к людям, к жизни. И еще желание себя прикончить.

Я по-прежнему живу среди людей. Пусть даже среди наркоманов, Но это не жизнь. Наверное, я уже не стану за себя бороться.

2 МАЯ

Несколько человек у нас — выпускники. Завтра у них письменный экзамен по-польскому. Аттестат. Дотяну ли я до него? Еще целый год. А что через год? Через год может случиться все что угодно. Это значит, что меня уже просто может не быть.

Отсюда все время кто-то сбегает, потом снова возвращается. Перед началом сезона народ страшно взвинченный. Всех здешних тянет на наркотики, рвутся побродить по свету.

Я получила увольнительную. Еду домой. Я рада, очень хочется домой. И не хочется колоться. Мечтаю хоть немного побыть дома. Котан спрашивал, достаточно ли хорошо я себя чувствую, смогу ли на воле удержаться от наркотиков. Народ уверен, что я обязательно сорвусь. Так они мне и сказали на терапии. А что я сама? Не знаю. Просто не знаю.

3 МАЯ

Вечером я уже была в Ченстохове. Дома меня ждала повестка в милицию. Интересно, что им опять от меня нужно? Наверное, они уже никогда не оставят меня в покое. К ним достаточно один раз попасться. Разумеется, в милицию я не пошла. Незачем этим ментам знать, что меня отпустили домой. Пускай себе сами доискиваются.

Пошла прогуляться по городу. Встретила старых знакомых, с которыми когда-то кололась. У них была «майка». Они спросили, не хочу ли я подогреться. И даже башли за это не просили. Я сразу согласилась.

Наркоманы понимают, что значит быть на лечении, и отлично знают, что такое кумар.

Я быстро забалдела, и дальше мне уже совсем по-другому гулялось по городу. Дома родители не просекли, что я кололась. Им даже в голову не могло прийти, что я сделаю это в первую же увольнительную. Ведь как-никак три месяца лечилась.

4 МАЯ

Зашла к своей приятельнице Ягоде. Это единственный человек в моем классе, с которым я поддерживаю более или менее близкие отношения. Она еще спала, я ее разбудила, и мы проболтали полдня. Мне это было очень нужно, нужно поговорить с нормальным человеком о нормальных проблемах. Как научиться радоваться самым обычным вещам каждодневной жизни? Для меня это пока большая тайна. Мне даже захотелось опять походить в свою нормальную школу. Но я знаю, сейчас это невозможно. Я должна сидеть в психушке как раз для того, чтобы потом вернуться именно к этой их нормальной жизни.

5 МАЯ

Вернулась в Варшаву. Вечером надо быть в отделении. А пока я сижу себе в Старом Городе и пишу. Заходила к пани Марии. Она расстроилась, что я и в больнице снова села на наркотики. Это был уже совсем не тот разговор, что в прошлый раз. Пани Мария была грустная и приунывшая. Кажется, она уже не верит, что я вылечусь. Никто не верит в то, что я смогу вылечиться. Никто, разве что только родители. Но так ли уж и они верят в это?

7 МАЯ

Врачи были довольны, что я вернулась из увольнительной в нормальном состоянии. Про наркотики не сказала. К чему? Ведь я обманываю только себя. Нет, неправда, и этих людей я тоже обманываю.

Чувствуется, что обстановка в отделении напряженная. Наверное, в какой-нибудь группе ширяются. Мне тоже охота подогреться. Похоже, мне этого всегда хочется.

11 МАЯ

Я была права, народ подогревался. Но теперь их уже нет — выписались. Они разложили все отделение, да еще перед самым сезоном.

Я говорила с Котаном. Он считает, что мне бы нужно побыть здесь еще год, ну полгода — уж точно.

За то, что я хорошо себя вела а увольнительной и вернулась в порядке, меня переводят в «третью» группу. Каську тоже со мной переводят. Это меня немножко взбодрило, хотя на самом деле я ничего такого не заслужила. Но Котан мне поверил. Да и самой хочется испытать себя. Очень хочется выдержать.

12 МАЯ

У меня хорошее настроение. О наркотиках совсем не думаю. На уроках нам обещают устраивать контрольные, повторения. Надрываться в учебе не приходится. Странная у нас школа. Но настоящих педагогов можно встретить только здесь. Они с нами много говорят о наших проблемах, о нашей жизни. И никто нас здесь не осуждает за нашу дурную привычку, за нашу болезнь, которая случилась с нами по собственной или чьей-то чужой вине.

13 МАЯ

«Третья» группа поехала на Куляж в Люблин. Я ехала вдвоем с Элькой. Элька сама из Варшавы, ей 16 лет, и она уже наркоманка со стажем. Элька рассказывала, как один›

раз перебрала «пасты», и потом у нее были жуткие глюки. В Люблине нам не понравилось, и мы вернулись обратно в Варшаву. Добирались, как обычно, на попутках. Ночевали у Эли, было очень здорово, мы приготовили себе ужин, веселились, как дети, у которых еще нет никакого прошлого.

Это была моя самая лучшая увольнительная. Я не думала ни о наркотиках, ни о своих проблемах. Жила одним днем. Может, когда-нибудь я научусь так жить всегда?

15 МАЯ

К нам в отделение приехали гости с товаром. Заходили на «тройку». Кшисек наширялся. И Котан в три часа ночи устроил психотерапию. Я не могла на ней высидеть. Если я ночью не сплю, со мной начинает