Пугливо-диким, как и ты подчас, Когда мой ропот в мрачные угрозы Переходил и мой язык, как нож, В минуты скорби тягостной иль гнева, Мещанство, пошлость, хамство или ложь Рубил сплеча направо и налево… Тогда твои сжималися черты, Как у мимозы трепетной листы. 24 Прости меня! Романтик с малолетства До зрелых лет — увы! я сохранил Мочаловского времени наследство И, как Торцов, «трагедии любил». Я склонность к героическому с детства Почувствовал, в душе ее носил Как некий клад, испробовал все средства Жизнь прожигать и безобразно пил; Но было в этом донкихотстве диком Не самолюбье пошлое одно: Кто слезы лить способен о великом, Чье сердце жаждой истины полно, В ком фанатизм способен на смиренье, На ком печать избранья и служенья. 25 А все же я «трагедии ломал», Хоть над трагизмом первый издевался… Мочаловский заметный идеал Невольно предо мною рисовался; Но с ужасом я часто узнавал, Что я до боли сердца заигрался, В страданьях ложных искренно страдал И гамлетовским хохотом смеялся, Что билася действительно во мне Какая-то неправильная жила И в страстно-лихорадочном огне Меня всегда держала и томила, Что в меру я — уж так судил мне бог — Ни радоваться ни страдать не мог! 26 О вы, насмешкой горько-ядовитой Иль шуткой меткой иль забавно-злой Нередко нарушавшие покой Скрываемой и часто ловко скрытой, Но вечной язвы, вы, кому душой, Всей любящей без меры, хоть разбитой Душой я предавался — раны той, Следов борьбы не стихшей, но прожитой, Касались вы всегда ли в добрый час, Всегда ль с сознаньем истины и права? Иль часто брат, любивший братски вас, Был дружескому юмору забава?.. Что б ни было — я благодарен вам: Я в юморе искал отрады сам! 27 Но ты… тебя терзать мне было любо, Сознательно, расчетливо терзать… Боль сердца — как нытье больного зуба Ужасную — тебе я передать Безжалостно хотел. Я был сугубо Виновен — я, привыкший раздувать В себе безумство, наслаждался грубо Сознанием, что в силах ты страдать, Как я же! О, прости меня: жестоко Наказан я за вызов темных сил… Проклятый коршун памяти глубоко Мне в сердце когти острые вонзил. И клювом жадным вся душа изрыта Nell mezzo del cammin di mia vita! 28 Я не пою «увядший жизни цвет», Как юноша, который сам не знает Цены тому, что он, слепец, меняет На тяжкое наследье зол и бед. Обновка мрачной скорби не прельщает Меня давно — с тех пор, как тридцать лет Мне минуло… Не отжил я — о нет!.. И чуткая душа не засыпает! Но в том и казнь: на что бы ни дала Душа свой отзыв — в отзыве таится
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату